На экране бородатые копны тягуче и мощно гудели, помахивализолотыми кадилами. По комнатке потек приторный запах ладана. На втором канале –тоже попы, только передача из другого собора. На третьем толстомордый сытыйдиктор, любуясь своим голосом, жирно и пространно делился своими замечательнымирассуждениями на тему, что может сделать Кречет, так стремительно прорвавшийсяк креслу президента.

Наконец отыскался канал с дохленьким концертом. Полуголыедевицы старательно танцевали, выкрикивали что-то вроде детской считалки.Пришлось приглушить звук, так все женщины лучше, врубил пентюль и сказал себетвердо, что сегодня точно пройду седьмой уровень. Держитесь, люди! Я, ВикторАлександрович Никольский, стою во главе бедных и оболганных орков, веду ихвойска, постепенно наращивая мощь, апгрэйдивая, захватывая ресурсы!

Хрюка соскочила с кресла, в два быстрых прыжка оказалась удвери. По тому, как она в полном восторге не просто махала обрубком хвоста, анеистово виляла всем задом, я уже понял, кто выходит из лифта.

В дверь позвонили быстро, требовательно. Едва я открыл, напороге сшиблись Хрюка с таким же по весу существом. Обе визжали и обнимались,Хрюка прижала Дашеньку, мою внучку, к стене, пыталась вылизать ей лицо,прочистить уши и заодно сорвать красивую заколку в детских волосенках.

– Довольно, Хрюка, довольно, – сказал я, –Дашенька, что-то стряслось? Чтоб ты из школы заглянула к деду, хотя это подороге...

Дашенька, не снимая ранца, помчалась в комнату:

– Марья Пална велела выучить за каникулы постихотворению! Что-нибудь из классики...

– Ну-ну, – подбодрил я. – Хорошо... Толькокого теперь считают классиком?

– Тебе виднее, дедушка.

– Лучше у мамы спроси. Она последние новости смотрит.

– А мама говорит, что у нас только интересные книги! Аклассика осталась у тебя.

Хорошие у меня дети. Замуж выходить или работу менять – неспрашивают. А какого цвета блузку надеть – спросит обязательно. Уважение,значит, старшему поколению.

– Выучи «Скифы», – посоветовал я.

– А это о чем?

– О продвижении НАТО к нашим границам... Запад молчаобъявил нам войну, а Блок уговаривал их опомниться, иначе...

– Что иначе, дедушка?

– Прочти, узнаешь.

Я слышал, как в другой комнате шебаршилось на книжныхполках, бурчало, попискивало – у меня классики немного, да и то не словотреп, афундаментальные труды по истории человечества, – потом донесся ясныйчистый голосок:

Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы,

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,

С раскосыми и жадными очами!

Для вас – века, для нас – единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

И заглушал грома лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

И Лиссабона и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,

Копя и плавля наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

Когда наставить пушек жерла!

Вот – срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет – не будет следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя,

И с ненавистью, и с любовью!

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Мы любим все – и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно все – и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Мы помним все – парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады...

Я пытался сосредоточиться, чертовы люди перешли вконтрнаступление, ввели в бой тяжелую конницу и отряд колдунов, но чистыйдетский голосок, старательно выговаривающий слова, вторгался в сознание:

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно – старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем – братья!

А если нет, – нам нечего терять,

И нам доступно вероломство!

Века, века – вас будет проклинать

Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

Перед Европой пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

С монгольской дикою ордою!

Но сами мы – отныне вам не щит,

Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз – опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

Краем глаза, не отрываясь от экрана, где шел кровавый бой, явидел, как она появилась на пороге комнаты с книжкой в руках. Хрюка прыгала ейна плечи, уже растрепала волосы. Если учесть, что Хрюка – боксер, толстая иочень живая, то Дашенька у меня растет крепенькой, если еще держится на ногах.