- Это мудрое решение, - отвечал доктор. Но в его тоне отчётливо слышалось: ну наконец-то поняла, старая карга, что жить с такими глазами просто унизительно. – Вы нашли подходящего донора?

- Кажется, нашла, - отвечала леди Кавендиш . – Это молодые глаза.

- Прекрасно, – сухо сказал Мюррей. - Они не повреждены?

- Я и хотела про это узнать. Дело в том, что девка отравилась.

- Каким ядом? – сразу уточнил доктор.

- Предположительно кураре.

- Это плохо, этот яд повреждает многие ткани организма, тут придётся быть внимательным. И тщательно исследовать глаза.

- Донор уже мёртв, и на тщательное исследование времени нет. – Герцогиня волновалась, что хорошие глаза молодой мёртвой фанатички испортятся. – Я хочу, чтобы вы поставили глаза сегодня.

- Сегодня? – доктор отрицательно покачал своею головой. – Это исключено.

- Боюсь, что мне придётся настоять, - леди Кавендиш уже начинала злиться. Она была уверена, что у юной фанатички отличные глаза, и хотела заполучить их во что бы то ни стало. Герцогиня знала, что проклятые попы из далёкой и холодной России отбирают себе в послушники для борьбы с британскими интересами отличный человеческий материал. И она продолжала весьма пугающим тоном, причём не постеснялась вложить в него свой дар: - Я прошу вас, доктор, со всем вниманием отнестись к моей просьбе.

И с доктора сразу слетела его спесь, куда только подевалась, но противиться дару ментала высшего ранга не мог даже такой заносчивый и чванливый человек, как Мюррей. Он сразу сбавил тон и стал объяснять:

- Миледи, я работал весь день, а операция по пересадке органов зрения – дело весьма тонкое. Тонкое, миледи. Мне будет нужно срастить зрительный нерв и сшить кучу мелких мышц. А я уже изрядно подустал. Сунак у меня двужильный, но ведь вы не захотите, чтобы вашими глазами занимался он.

- Конечно не захочу, - всё ещё пользуясь своим даром, говорила герцогиня. – Всё, что касается операций с моим телом, по нашему с вами договору, должны производить вы лично, не перепоручая вашим улучшенным.

- Да-да, я помню, но сегодня я уже устал. Лучше займёмся вашими глазами завтра.

- Но донор уже мёртв, дальше его глаза будут только портиться. Вы же сами мне говорили, что лучше изымать органы у ещё живых доноров.

- Да-да, я так говорил, но вашего донора мы разместим в леднике, уверяю вас, с его глазами ничего не произойдёт, если, конечно, они не повреждены токсином.

Теперь он был вежлив и подобострастен. Совсем не такой, каким был пару минут назад. Даже смотреть на его изменение было ей неприятно.

«Плебей. Плебеи никогда не смогут противостоять дару. Как бы ни были они заносчивы, как бы ни были богаты, дар ломает любого, у кого нет внутренней силы. Только особые люди, раса господ и воинов не гнётся перед даром, - подумала леди Кавендиш и мысленно добавила: – Ну, ещё и фанатики как-то научились противостоять дару».

- Надеюсь, завтра утром у вас найдутся для меня силы, доктор, – сказала она и, не дождавшись ответа, пошла к выходу.

Глава 11

Как и все берега всех бесконечных рукавов Эльбы, Татенберг был застроен сплошными рядами простых складов и крепких пакгаузов. Днём здесь было необыкновенно оживлённо, но ближе к вечеру местность пустела, так как проживающих здесь людей было не очень много. Моряки, вышедшие пройтись, докеры на пирсах, что остались на ночные выгрузки, извозчики и водители паровых повозок. Пока леди Рэндольф доехала сюда, день уже покатился к закату, и если в городе все улицы были забиты экипажами с отдыхающей публикой, то в этом районе наступали тихие сумерки. У одного из пакгаузов с крепкими воротами и маленькими зарешёченными окнами её экипаж остановился, после чего водитель скинул давление в котле, со свистом выпустив в воздух некоторое количество пара. Видимо, знал, что хозяйка в этом месте задержится.

Тут же одна из створок больших дверей пакгауза раскрылась, и из помещения выскочил очень приметный и весьма неприятный на вид тип. Это был маленький, едва ли больше полутора метра в высоту, но при этом весьма плотный человек; он имел кучерявые, жиденькие волосы, которые на макушке заканчивались лысиной, а его маленькие глазки были закрыты корявыми и гнутыми круглыми очёчками. Губастенький, щекастенький, рыхленький, он был одет в одни свободные портки и старый кожаный передник. Это был Саймс, тюремщик и палач местного отдела ИС. Так, полураздетым, он и выскочил к экипажу леди Рэндольф и, распахнув дверцу и откинув ступеньку, сразу сообщил ей противным голосом:

- Миледи, свинья молчит, запирается.

При этом он протянул ей руку, чтобы она на неё опёрлась. Но благородная дама побрезговала и спустилась из экипажа самостоятельно.

- Вы уже начали? – строго спросила она.

- Нет-нет, миледи, вы же запретили, мы только разговаривали с ним, но это без толку. Он не заговорит, они никогда сразу не говорят, мэм, никогда. Ублюдки фанатики.

Она пошла в пакгауз, а Саймс припрыгивал рядом и верещал всё так же отвратительно:

- А денег-то у него не было. Не было. Пустой, сволочь.

- Не было? – сказала леди Рэндольф, входя в здание. Она уже знала, что ни серебра, ни золота у курьера не обнаружилось, только то, что нашлось у него в кошельке, хотя источник сообщал, что курьер везёт с собой саквояж, набитый драгоценными металлами. Как говорилось в шифровке, в саквояже должно было быть три сотни золотых монет чеканки разных стран и ещё две сотни серебряных.

- Мы его обыскали, но денег не нашли. Только те что в кошельке, – сообщил Саймс, закрывая за нею дверь.

«Значит, и в одежде курьера тоже не было денег? – она сразу поняла, что курьер был не один, просто источник, дававший информацию, знал только об одном курьере. Это было очень плохо. Леди Рэндольф даже поморщилась, как от боли. – Кажется, мне придётся выслушать от Холодной мумии ещё кучу упрёков и оскорблений». И настроение у неё стало ещё хуже от того, что Эбердин Тейлор не соизволил встать при её появлении, так и сидел, мерзавец, развалившись в своём кресле. Одного взгляда на его жёлтую физиономию и чуть прикрытые глаза ей было в принципе достаточно. Но ещё красноречивее говорила о его состоянии лиловая аура негодяя: мерзавец пребывал в состоянии полурасслабленного блаженства, и источник этого блаженства леди Рэндольф знала. Всё