Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 46
Перейти на страницу:

– Зачем издеваться, друзья? – мягко, с едва уловимой угрозой в голосе пожурил он настырный консилиум.

Целый год, пока я был в коме, лучшие умельцы из службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР без устали пичкали меня премудростями разведывательной науки (тогда-то впервые на мне опробовали прогрессивный метод обучения во сне!).

Наконец, пробудившись, я вдруг обнаружил, что виртуозно владею любыми видами оружия; свободно и без акцента говорю на всех языках мира, включая древний иврит; понимаю птиц, зверей и животных; знаю про яды, умею читать микросхемы, составлять шифровки, прыгать с парашютом и без оного, управлять авто, самолетами и подводными лодками.

Тогда же, во сне, меня научили нравиться женщинам – с чем Альцгеймер меня и поздравил уже непосредственно перед выходом на первое самостоятельное задание…

48

Генерал-лейтенант Макс Петрович Альцгеймер стал четвертым по счету человеческим существом, о ком я по сей день вспоминаю с чувством глубокой благодарности (после маленького Галимуллы, адвоката Бориса Иоанновича Розенфельда и вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина!).

С первой же нашей встречи в его резиденции (куда меня, по понятным причинам, привозили с черной повязкой на глазах) между нами установились непринужденные, доверительные отношения.

Это был человек редких моральных качеств, без остатка посвятивший себя служению первому в мире государству рабочих и крестьян.

Если перечислить вкратце, его дальний предок Бомбаст фон Гройссшуллер появился в России еще при Петре и прославился первыми в Санкт-Петербурге распутными домами, при Екатерине стыдливо переименованными в публичные.

Спустя двести лет изрядно обрусевшие родители маленького Макса уже безраздельно владели домами подобного толка повсюду, где только ступала нога человека, – от Сахалина до Ашхабада.

Будущий генерал с младенческих лет был невольным свидетелем разнузданных оргий и вакханалий.

Не раз и не два – много раз он с болью и чувством глубокого отвращения наблюдал рабский труд женщины на потных полях произрастания мужской похоти.

В те еще времена, по его же признанию, он люто возненавидел эксплуатацию человека человеком в любом ее проявлении.

В возрасте пяти лет он втайне от родителей принял деятельное участие в первой русской революции 1905 года: носился без устали между штабами, разнося приказы и донесения, возводил баррикады под вычурными окнами публичных домов, подавал патроны, перевязывал раненых и даже в кого-то однажды стрелял, но промазал.

Три года борьбы и сражений не прошли для него даром: к восьми годам он отличался крутым нравом и выглядел на все десять.

После обидного поражения в 1907-м он ушел в подполье и под псевдонимом Альцгеймер совершал дерзкие набеги на телеграф, почту, банки и публичные дома.

Однажды, желая порвать последние связующие нити с прошлым, он навсегда избавился от фамилии Гройссшуллер, привычно ассоциирующейся с низменными пороками и венерическими заболеваниями, и стал называться Альцгеймером.

В газетах тех лет его нередко сравнивали с беспощадным заболеванием головного мозга – что юному Максу немножечко льстило.

25 октября 1917 года, кто помнит, стряслась Великая Октябрьская социалистическая революция.

На следующий день, 26 октября, семнадцатилетний Макс явился в Смольный дворец, где немедленно был представлен неисправимому оптимисту и карателю Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, а уже 27 октября Феликс и Макс (или, если угодно, Дзержинский и Альцгеймер) были замечены в районе Финляндского вокзала, где дружно, в четыре руки размахивали карающим мечом революции.

Об этапах большого пути генерал-лейтенанта Альцгеймера (отнюдь не усыпанного розами!) при желании можно прочесть в Большой Советской Энциклопедии или книгах серии о пламенных революционерах прошлого, настоящего и будущего.

Любопытствующий наверняка задастся вопросом: как человек, прошедший горнило революций и войн, ссылок и репрессий, вражеских тюрем и советских концлагерей, потерь и предательств, мог еще сохранить веру и верность идеалам Свободы.

Нет сомнений, Макс Петрович Альцгеймер воскреснет однажды в памяти потомков как эталон несгибаемого революционера с полным набором известных качеств, присущих всякому несгибаемому революционеру, как то: угрюмым аскетизмом, непримиримостью к врагу, безрассудной отвагой, кристальной честностью, склонностью к самопожертвованию и вообще.

Помню, едва меня к нему привели, как он первым делом упал на колени и слезно умолял меня не держать в сердце зла и обиды на советскую власть.

Пока я недвижно стоял, он ползал вокруг меня, дергал за штаны и во всех моих бедах винил людей, коварством и подлостью узурпировавших эту самую власть, по его глубочайшему убеждению, самую прогрессивную в истории человечества.

– Увы, – говорил он с надрывом, – человеческий фактор все и всегда портит.

– Эх, кабы не люди! – хрустел он зубами и стискивал пальцы в кулаки. – Когда бы не люди! – кричал он в отчаянии.

– Цены бы не знали, – стонал генерал-лейтенант, – союзу рабочих, крестьян и примкнувшей интеллигенции, когда бы там не было людей!

– Человек и революция – две вещи несовместные! – восклицал он в порыве вольного подражания великому русскому поэту Александру Сергеевичу Пушкину…

В конце концов после его откровений, слез, уговоров и даже угроз я пообещал забыть все обиды на нашу социалистическую Родину-мать.

…Тут я со всей откровенностью должен признаться, во избежание возможного недопонимания: и в горячечном бреду, пребывая на грани между жизнью и смертью, я не винил в своих бедах Родину, но бесконечно благословлял – во что генерал, судя по всему, решительно отказывался поверить…

– Последнее дело, сынок, обижаться на мать, – по-отечески толковал мне Макс Петрович, вставая с колен. – Ей, бедной, и так достается, а тут еще люди!..

Действительно, мысленно я соглашался с Альцгеймером: нас много, а Родина – одна!

– Кто еще, как не мы с тобой, защитит всевозможные завоевания Великой Октябрьской социалистической революции? – вопрошал он у меня голосом, полным отчаяния, и сам же решительно отвечал: – Никто!

Или вдруг неожиданно приседал и предупреждающе прикладывал к тонким губам указательный палец правой руки:

– Помни, Кир, – говорил, озираясь, Альцгеймер, – повсюду враги! Ежу же понятно, что если не мы их, – шептал, – то они нас!..

Так, в общем, мы с ним толковали, пока он однажды…

49

Однажды шеф службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР разложил на столе, как пасьянс, тринадцать фотографий пленительных девичьих образов и как бы играючи предложил мысленно выбрать одну из них и запомнить.

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 46
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?