Сначала я просто лила слезы, а потом бессильно повалилась на кровать и принялась рыдать в голос. Лида, как могла, старалась меня успокоить. Она сидела рядом и гладила, гладила, по спине, по голове, по рукам. Говорила мне какие-то ласковые слова. Потом сама расплакалась, но быстро взяла себя в руки. И вновь я слышала сквозь свои рыдания, как соседка пытается убедить меня, что всё будет хорошо, не нужно так расстраиваться из-за одного подонка, что я обязательно встречу на своем пути настоящего парня, а не «грязного пидораса», и мы полюбим друг друга…

Не знаю, что так подействовало на меня: выпитая водка или увещевания Лиды. Но постепенно я, ощущая дикую усталость, начала успокаиваться. Приходить в себя. Тот котёнок на трассе, последний раз дёрнувшись покорёженным тельцем, умер. И в тот самый миг во мне умерла романтичная и милая Женечка. Маленький радостный человечек, которого сначала выкинули на улицу, а потом подобрали, пригрели и дали возможность выжить. И теперь вдруг он был зверски растоптан предательством первого мужчины.

Постепенно, растеряв последние моральные силы, я стала засыпать. И сквозь дрему ощутила, как Лида снимает с меня одежду. Она помогла мне, полусонной, натянуть футболку, укутала одеялом, и я, свернувшись в клубочек, провалилась в глубокий тревожный сон. Мне снился огромный дракон, который кружил надо мной и пытался спикировать, чтобы вырвать из тела кусок плоти.

Я же, полностью обнаженная, оказалась прикована к скале тяжелыми оковами, и не могла никак защититься, раскинув руки и ноги. Перед громадным зверем я была совершенно беззащитна, а он словно играл со мной, прекрасно видя беспомощность жертвы. В конце концов, он ринулся вниз, опустился на землю, сложил крылья, обдав меня пыльным воздухом, и его покрытая уродливыми костяными отростками голова приблизилась ко мне.

– Готова умереть? – Выдохнул дракон, и я ощутила его смрадное жаркое дыхание.

– Нет, – сказала я.

– Тогда живи пока, – внезапно сказал он и, сильно оттолкнувшись мощными лапами, взмыл в серое небо, чтобы раствориться за густой пеленой.

Я глубоко выдохнула. Опасность прошла. Но когда-то ведь дракон вернется.

Благодаря моим стараниям удалось-таки спасти Егора от той злосчастной судьбы, которую ему пророчила группа весьма агрессивно настроенных и похотливых солдат из нашего взвода. Они были готовы насильно брать и тащить в каптерку кого угодно, лишь бы снизить хоть на некоторое время градус своей половой алчности.

Когда спермотоксикоз начинал затуманивать им головы, эти крепкие парни с безумными глазами носились по территории части, выискивая, кому бы присунуть. Чаще всего им удавалось это сделать с местными девушками, который жили в деревне неподалеку. Они специально приезжали на такие «свидания», чтобы заполучить потом от солдат какие-нибудь подарки.

По сути, это была самая настоящая проститутция, только с натуральным обменом: девицы предоставляли изголодавшимся мужчинам свои тела, а те взамен одаривали их различными вещами военного назначения. Не оружием и боеприпасами, конечно. Сухпайками, новенькой формой, берцами, ремнями. Словом, расплачивались тем, чем могли. Порой наливали солярки, и девушки (их приезжало три, максимум пять) потом тайком вытаскивали с территории части тяжелые канистры. Которые, между прочим, тоже были предметами секс-обмена – возвращать их никто не собирался.

На деньги девушки даже не рассчитывали. Откуда им взяться у простых солдат? Да всех и так всё устраивало. Особенно меня и Егорку, который был почти счастлив от того, что находился теперь под надежной защитой офицера – лейтенанта Виталия. Правда, нам приходилось с парнем его ублажать уже вдвоем, и с этим ничего нельзя было поделать – такую плату установил нам командир за своё покровительство.

Но зато даже Денис, который поимел меня в ту ночь, когда парни жестко драли Егорку, теперь только и мог, что отпускать в мой адрес скабрезные шуточки и полыхать горящими от похоти глазами. На большее он не оказался способен – боялся Виталия. И было это не просто так. Один из солдат, недавно прибывших в часть, решил, что армия – это не для него, он попал сюда случайно, его скоро увезут домой, потому можно приказы не выполнять.

Наверное, такое ему где-нибудь и сошло с рук, но только не в нашем взводе. Нет, его никто не насиловал, не бил, не издевался. Лейтенант просто приказал сержантам сделать из того парня образцово-показательного бойца. Потому у того больше не было поблажек. Все нормативы – его. Всё только по уставу, и за малейшую провинность (вместо «так точно» сказал «да» и тому подобное) – наряда, наряды вне очереди. Ну, а если откажешься мыть полы – сырая гауптвахта и дни голодания.

Когда после очередного наказания боец вернулся в казарму, он был бледен и угрюм, но зато стал послушен и исполнителен. Все поняли: с лейтенантом Виталием шутки плохи, его зауважали и начали бояться. Представляю, что они подумали бы все, если бы узнали, как он имеет нас с Егором. А драл он нас по нескольку раз в неделю. Причем делал это не грубо, а порой жестоко, так, словно у него вместо члена был осиновый кол, не чувствительный к отсутствию смазки. У нас потом саднили анальные отверстия, а Виталию было хоть бы хны.

Одно радовало: служить оставалось всё меньше. И хорошо, что кому-то наверху пришло в голову сократить вдвое срок, который молодые парни должны обязательно проводить в армии. Иначе бы многие тут с ума сошли. Как мы с Егором, например, поскольку похоть лейтенанта со временем не становилась меньше. Наоборот, казалось, будто он даже принимает какой-то препарат, делающий его настоящей секс-машиной. Он не мог кончить по полчаса, и это время всё удлинялось.

Бывало, мы с Егором уже не можем на коленях стоять, а Виталий все продолжает грубо входить то в одну подставленную ему беззащитно попу, то в другую. Иногда он проявлял фантазию: ему нравилось смотреть, как один из нас сосет другому, пока сам входит сзади. Мы с Егором договорились, что будем это делать нежно, без грубостей. Пусть лейтенанту нравится его брутальность, а нам хотелось мягкости – устали ощущать себя резиновыми куклами, с которыми можно обращаться, как угодно. Ну, а если порвутся, то или заклеить, а проще выбросить и найти новые.

Только мы с напарником знали: если не сможем удовлетворять командира, то придется вернуться в казарму и остаться без защиты, а это пугало сильнее, чем его жесткие «сеансы», как он порой называл секс с нами. Нас обоих в таком случае поставят раком и станут сношать до тех пор, пока, как пошутил однажды рязанец Денис, «жопа не замрёт в вечном зевке». Я сначала не понял, как это, но потом представил человека, который сильно зевнул и вывихнул челюсть: рот раззявлен, больно, слезы из глаз… Ужас, словом. Меня аж передёрнуло. Не хочу такого!

Потому мы с Егором, две братья по несчастью, поддерживали друг друга, как могли. Вплоть до того, что смазывали анальные отверстия кремом, чтобы уменьшить боль от небольших разрывов. Ну, и однажды так получилось, что наши медицинские занятия переросли в секс. Это случилось всё там же, в заброшенном и недостроенном ангаре – единственном месте, где мы с Егоркой могли отдохнуть ото всех, в том числе от похотливого лейтенанта.