Фаол засмеялся – хрипло, резко, однако отторжения его смех не вызывал.

– Признать, что чего-то не знаешь – не это ли начало мудрости? Конечно. В любое время… жрец.

С этими словами он склонил голову. Андуин оглянулся на Мойру с Веленом.

– Я должен поскорее вернуться в Штормград и приготовиться к путешествию. Дело приобретает особую спешность. – Он подал Мойре образчик азерита. – Передай, пожалуйста, Меггакруту. И скажи: я очень сожалею, что не могу вручить его лично.

– Сделаю, – ответила Мойра. – И, конечно, сообщу обо всем, что он сумеет узнать. У отца тоже предложения наверняка найдутся.

– Не сомневаюсь, – сказал Андуин.

Важность предстоящего дела вновь легла тяжким грузом на душу и разум, вытеснив без остатка и навеваемый стенами храма покой, и все вопросы, порожденные встречей с Калией… и Алонсием Фаолом.

В непоседливом настроении Калесгос, бывший Аспект синих драконов и действующий член возглавляющего Кирин-Тор Совета Шести, любил бродить по улицам города, ставшего ему вторым домом. В дневные часы он ответственно и усердно работал в Совете, занимался насущными делами и проблемами, помогая в решении трудных вопросов или подсказывая древние методы, неизвестные другим советникам, однако по вечерам целиком принадлежал сам себе.

Облик представителей младших рас драконы принимали нередко. Алекстраза Хранительница Жизни обращалась в высшего эльфа. Хронорму, одна из самых значительных бронзовых драконов, охраняющих время, предпочитала обличье гномки по имени Хроми. Калесгос давным-давно выбрал для себя лицо и тело получеловека-полуэльфа. Отчего? Этого он и сам не знал. Уж точно не ради незаметности: полуэльфы вокруг толпами не разгуливали.

Наверное, этот облик привлекал его, потому что символизировал сплав двух миров. Потому, что он, называвший себя Кейлек, тоже чувствовал себя смешением двух миров – драконьего и человечьего.

Кейлек всегда симпатизировал молодым расам и защищал их. Люди ему нравились, как и великому красному дракону Кориалстразу, пожертвовавшему жизнью ради спасения других. Но, в отличие от Кориалстраза, до последнего вздоха хранившего верность только своей возлюбленной Алекстразе, Кейлек любил людей.

Двоих людей. Вернее, двух сильных, добрых и храбрых женщин. Любил… и потерял обеих. Сперва Анвину Тиг, в конце концов осознавшую, что она вовсе не человек, и пожертвовавшую собой, чтоб помешать чудовищному, невероятно могущественному демону проникнуть в Азерот. Потом леди Джайну Праудмур – ведь она тоже ушла, погрузилась в темную бездну боли и ненависти так глубоко, что эта бездна вот-вот поглотит ее навсегда…

Обычно она гуляла по городу вместе с ним. Они шли рядом, рука об руку, часто останавливались, смотрели, как ровно в девять вечера Виндл Искросвет начинает зажигать даларанские фонари. Дочь Виндла, Киннди, была ученицей Джайны и, среди многих, погибла во время атаки Гарроша Адского Крика. «Нет, – подумал Кейлек, – скажем прямо: во время уничтожения Терамора». Виндл получил разрешение каждую ночь создавать памятник погибшей малышке: стоило Виндлу поднять жезл и зажечь фонарь, на фонаре появлялся ее портрет, нарисованный волшебным золотистым светом.

Теперь Джайна ушла, закутавшись в гнев и отчаяние, точно в плащ. Оставила и должность главы общества магов под названием Кирин-Тор, и его, Кейлека, обменявшись с ним лишь парой злых фраз. Ушла, не в силах вынести обрушившегося на нее горя.

Кейлек мог бы последовать за ней, принудить к открытому разговору, потребовать объяснить, отчего она ушла так неожиданно… Мог бы, но не стал. Он любил Джайну и уважал ее. И, хотя вероятность ее возвращения уменьшалась день ото дня, не оставлял надежд.

Между тем его назначили главой Совета Шести вместо ушедшей Джайны, а во время войны с Легионом дел у Кирин-Тора хватало. Была цель. Были друзья. Был целый мир впереди.

Подумывал он навестить свою добрую подругу Киригосу, спокойно проживавшую в Тернистой долине. Прожившая всю жизнь в той части света, что знает одну только зиму, Кири наслаждалась постоянным летом. Да, погостить у нее было бы неплохо, но к ней Кейлек так и не собрался. Если Джайна будет искать его, то здесь, в Даларане. И он оставался здесь.

В этот вечер ноги привели его к изваянию одного из величайших даларанских магов – Антонидаса, наставника Джайны. Она заказала эту статую, благодаря заклинанию парившую в воздухе в нескольких футах от зеленой травы, она же и сделала надпись:

АРХИМАГУ АНТОНИДАСУ, ВЕРХОВНОМУ МАГУ КИРИН-ТОРА.

ВЕЛИКИЙ ДАЛАРАН, ВОССТАВШИЙ ИЗ РУИН —

СВИДЕТЕЛЬСТВО СТОЙКОСТИ И СИЛЫ ВОЛИ

ВЕЛИЧАЙШЕГО ИЗ СВОИХ СЫНОВ.

ДОРОГОЙ ДРУГ,

ТВОИ ЖЕРТВЫ НЕ БЫЛИ НАПРАСНЫ.

С ЛЮБОВЬЮ И УВАЖЕНИЕМ, ДЖАЙНА ПРАУДМУР

Именно здесь у них с Джайной однажды возник ужасный спор. Опустошенная, подавленная зверским уничтожением своего города, Джайна жаждала мести. И, когда Кирин-Тор отказался помочь ей нанести удар по Орде, обратилась к нему, к Кейлеку. Казалось, слова ее – вначале умоляющие, затем резкие, хлесткие от боли и ярости, звучат в ушах до сих пор.

– Когда-то ты сказал, что будешь биться за меня – за повелительницу Терамора. Да, Терамора больше нет. Но я же есть! Помоги мне, прошу тебя. Мы должны уничтожить Орду.

Он отказался.

– Эта лютая… э-э… вражда… Это же не ты!

– Ты ошибаешься. Это я. И такой сделала меня Орда.

Во многих, в очень многих отношениях Джайну можно было считать погибшей вместе с Терамором так же, как и Киннди. Последней каплей послужило решение Кирин-Тора вновь принимать в свои ряды членов Орды. Азерот был слишком беззащитен перед Легионом, чтоб отвергать их помощь из-за страха и ненависти. После этого Кейлек хотел поговорить с Джайной, но она исчезла, не сказав никому ни слова.

И вдруг… По коже побежали мурашки. Внезапно он понял: леди Джайна Праудмур вернулась в Даларан. Он чувствовал ее – чувствовал совсем…

– Я подумала, что смогу найти тебя здесь, – раздался тихий голос за спиной.

С замершим в груди сердцем Кейлек обернулся.

Откинув с лица капюшон плаща, она оказалась столь же прекрасной, как и прежде. В свете луны казалось, что ее белые волосы с единственной золотой прядью, на этот раз заплетенные в косу, венчает призрачная корона, сверкающая серебром. Лицо ее было бледным, глаза – точно бездонные темные омуты.

– Джайна, – выдохнул Кейлек. – Я… Как я рад, что с тобой все в порядке. Как я рад тебя видеть.

– По слухам, теперь ты – член совета, – с улыбкой сказала она. – Поздравляю.

– Слухи верны, а за поздравление спасибо, – ответил Кейлек. – Однако я с радостью освобожу место… если ты вернулась навсегда.

Улыбка Джайны померкла, сделалась печальной.