Ваще фарца охренела, — поддержал его товарищ по плодово-ягодному, внешне являвший собой странную смесь гопника и металлиста. — Шкуродеры, мать их! Давить их, козлов!

— За козла ответишь, — вмешался Витёк, сообразивший, что расплачиваться за «Монтану» ребята явно не настроены.

— Бери котлы, Серёга, — решительно скомандовал третий, — наглый типок в солнцезащитных очках, который, судя по всему, был в компании за главного. — Ребята нам их подарят. Они же не хотят проблем? Правда, ребята? От потери одних котлов сильно не обеднеете. А то щас все заберем нах. Еще и по чайнику настучим.

На пути у наметившейся социальной справедливости встал Валера. Быстрым, очень точным и почти незаметным ударом в солнечное сплетение он вывел из строя верзилу в линялой кепке.

— Убью! — заорал наглый типок. Он встал в боевую стойку и попытался изобразить какой-то пируэт, подражая то ли Брюсу Ли, то ли Ван Дамму. Валера легонько стукнул его в подбородок, и наглый типок мирно улегся на газоне под ивой.

— Нокаут, — с удовольствием констатировал я.

Гопник-металлист понял, что на халяву разжиться «фирмой» ему явно не светит, и решил со всей возможной скоростью отступить, не принимая бой и бросив поверженных друзей. Мудрое решение.

— Еще увидимся! — крикнул нам гопник-металлист. Наверное, это должно было прозвучать грозно, но вышло скорее жалко.

Увы, социальная справедливость на этот раз не восторжествовала, часы «Монтана» вернулись к законным хозяевам.

— Это, походу, шпана с Фабричного, — сказал Витя озабоченно. — Как бы не было проблем. Соберут кодлу, человек в двадцать...

— Слышь ты, жертва аборта, — обратился я к здоровяку в линялой кепке, который уже начал приходить в себя, — вообще, люди в курсе, что мы тут работаем. Еще раз сунетесь — дернем на разбор, в «Софию». Понял?

Здоровяк издал несколько жалобных звуков, которые должны означать понимание.

— Вот и хорошо, — подвел я итог. — Пойдемте, парни. А то, как бы дружинники не прицепились.

И мы шли по домам — готовиться к экзаменам, которые были совсем скоро. Родители требовали от меня срочно определиться с будущим вузом, их нервировало мое безразличие к собственной дальнейшей судьбе. Мне же было на самом деле все равно, в какой из институтов поступать. Если поступлю сейчас, то выпущусь как раз в девяносто втором. Прекрасное времечко для инженера. Или учителя истории. Или агронома. Лучше не придумаешь. Так что, подготовка к экзаменам у меня шла по остаточному принципу — почти все время съедала коммерция. А еще я влюбился.

Глава 9

Нет, я влюбился не в Юльку Голубеву. И, раз уж на то пошло, влюбился не я. Влюбился Алёша Петров, только вошедший в пору ранней юности. Вернее — не так. Не сам Алёша Петров. А его организм, доставшийся мне, человеку зрелому, уставшему и циничному. Слишком нормальному для того, чтобы взять и влюбиться в ученицу выпускного класса.

Думаю, что я открыл забавный «эффект попаданца». В нормальной жизни тело зреет вместе с сознанием, не без перекосов в ту или иную сторону, но примерно так. Все более-менее гармонично. А у меня получилось так, что зрелое сознание оказалось в теле, мягко говоря, не совсем зрелом. И это тело жило и функционировало по своим биологическим законам, ровно так, как ему и полагается природой. Сознанию же моему многострадальному приходилось быть не только наблюдателем, но и непосредственным участником всех этих штук, которые выкидывало тело.

Скажу я, попасть в только-только сформировавшегося юношу — то еще удовольствие. Никому пожелать не могу. Полдня ты ходишь в депрессии, а полдня — счастлив каким-то детским и непосредственным счастьем. Эйфория зашкаливает. А потом опять — резко хочется умереть. Иногда захлестывает агрессия так, что хочется всех убить. Ну или на худой конец набить пару рож. Все время хочется жрать! Спать тоже хочется — целый день, но почему-то не хочется спать ночью. Еще ты как-то странно потеешь. А голос твой звучит совершенно по-идиотски. Ну и в качестве бонуса идет прекраснейшая штука — половое созревание. Охрененная история, на самом деле. Особенно, когда у тебя мозги сорокалетнего в теле семнадцатилетнего. Твое измученное сознание дает команду телу — остановись, успокойся, не нужно так! А тело отвечает — иди ты... Лучшая аналогия здесь — потерявший управление автомобиль, у которого ушли тормоза. Он несется куда-то на полной скорости, не разбирая дороги, напролом, тупо потому, что может нестись, движок позволяет и бензина полный бак залит, а несчастный водила крутит бесполезный руль и офигевает от стремительно меняющегося за окном пейзажа. Этим несчастным водилой был, увы, я.

Все началось с вечеринки, которую устроил наш главный тусовщик — Вадик Мушинский. Вадик происходил из семьи ответственных обкомовских работников — не с самого верха областной номенклатуры, скорее из золотой ее середины, но тем не менее, набор номенклатурных благ им полагался. И в этот набор входила, конечно, дача. Государственная, естественно. Предмет гордости и зависти. Собственно, дача представляла собой довольно скромный полутораэтажный домик в живописной местности — до леса десять минут хода, до речки — и того меньше. Родители Вадика, по причине постоянной своей занятости, дачей почти не пользовались, а отпуска предпочитали проводить в ведомственных санаториях. Так что, номенклатурная дача большую часть сезона была к услугам Вадика. Чем пользовались и мы. Не скажу, чтобы часто, но пару раз в месяц там собиралась тусовка — человек семь-восемь. Жарили шашлыки, слушали музыку, пили всякую гадость типа импортных ликеров, собирали грибы, купались, курили — делали все, что полагается делать приличной номенклатурной молодежи.

Завсегдатаями тусовок были мы с Витьком, Тарик Кикорашвили и Жора Петровский, еще двое-трое парней появлялись время от времени. А вот девушки... С девушками было все непросто.

Вторая половина восьмидесятых была временем сравнительно пуританским, несмотря на запоздалую секс-революцию, заглянувшую в наши края из стран разлагающегося Запада. Невинную эротическую драму «Девять с половиной недель» народ смотрел как жесткое порно. «Интердевочки» существовали, конечно, но, большей частью в местах, простому советскому человеку недоступных — гостиницах, где водились иностранцы, валютных барах и ресторанах. А что касается наших одноклассниц, то они были очень приличными девочками — все. И поехать на дачу с мальчиками было для них... чем-то экстремальным. Впрочем, иногда ездили, но без какого-либо намека на интим. Потусить, потанцевать, выпить ликера, похожего на микстуру от кашля... Инка Копытина — отличница-медалистка, тайком покуривала «Мальборо» и на даче у Вадика иногда отводила душу. И