мастерской? – он наклоняется вперёд, облокотившись на стол. Я встречаю его взгляд смело и открыто, прямо как в своих мечтах, когда воображаю себя храброй и крутой.

– Я хочу продолжить заниматься темой расстройств пищевого поведения. Я читала много книг о РПП, все, которые находила, но ни одна не показалась мне такой, которая бы давала полное представление о болезни. Я хочу написать свою книгу про самую загадочную в мире болезнь, от которой нельзя излечиться.

Я вижу, что мой ответ не слишком его заинтересовал, он отвлёкся на стоящий на столе отвёрнутый от меня ноутбук.

– Думаю, можем закончить, – медленно произносит он. – Зовите следующего, – я отмечаю, что он в первый раз обратился ко мне на «вы».

– Спасибо. До свидания.

Я встаю. Иду к двери так, чтобы не повернуться к нему спиной.

– Много там ещё? – спрашивает он.

Я открываю дверь и заглядываю в коридор.

– Много.

– Опять будем до ночи сидеть, – говорит он и бросает мне напоследок: – Ну пока!

Это правда, в его мастерскую, несмотря на то, что, в отличие от других Мастеров, Родион Родионович вёл набор каждый год, самый большой конкурс. Я провела в аудитории с Профессором не больше пятнадцати минут, но людей стало заметно больше, чем когда я ждала в коридоре. Заняты все сидячие места даже на полу. Лица напряжённые, отрешённые, но я лучусь радостью и благоговением. Кажется, только я осознаю всю торжественность момента. Я со злорадством смотрю на тех, кто пришёл позже – ну и сидите до ночи, безмозглые дураки!

Я выпорхнула из здания и ехала домой окрылённая, ничего не видя вокруг, с губ не сходила улыбка, на щеках расцвели розы. Я была уверена, что успешно прошла собеседование и относительно моего поступления всё решено в мою пользу.

Дни проходят за днями, окутанные сладким дымом ожидания. Я наслаждаюсь им со всей искренностью чувств, которым предаётся моё сердце. Потом наступает чёрный день – день, когда вывешивают списки, и, как уже сказала, я не нахожу там своё имя. Это доводит меня до дурноты.

Я долго стою возле доски с прикреплённым листом из двенадцати фамилий, расставленных по алфавиту, пытаясь впихнуть между Акрос Марией и Егором Боро свою фамилию. Всё кончено. Мой мир рухнул. Холодная рука дьявола сдавила мне горло.

С чудовищным усилием я заставляю себя отойти и направить своё тело домой.

Я не могла ждать ещё год. Я была уверена, что произошла роковая ошибка – кто-то перепутал списки или фамилии, но я должна была поступить. Тогда на собеседовании я что-то почувствовала – связь между нами, его согласие принять меня в свою тесную семью. Это какая-то глупая, несправедливая ошибка.

Я летела в Подколокло, чувствуя себя старым чугунным локомотивом, падающим в пропасть. Я рычала, до боли сводила зубы, ревела как животное и плакала, пугая людей и не смущаясь того, как выгляжу, и того, что на меня все смотрят.

Несколько дней я пребывала в отчаянии с ощущением дыры, зияющей в душе. Внутри меня смешались жалость к себе и тошнота, а потом накрыла чёрная волна тоски. Мне было плохо наедине с собой, и ничто не могло меня утешить. Видимо, мне предстояло утонуть в собственных слезах. На работу я, конечно, не пошла. Сказала, что заболела, и несколько дней не вылезала из-под одеяла. Тем не менее заявление об увольнении я забирать не стала. Поначалу в голове было мутно, а затем прояснилось. Вскоре у меня появился план. Мне нужно встретиться и поговорить с ним, попросить совета под предлогом того, что я хочу снова поступать в следующем году. Спросить, где я допустила ошибку и как это можно исправить.

Я написала ему в «Фейсбуке»[11], не сильно надеясь, что он ответит, но что я теряю? Он согласился встретиться со мной на следующий день на открытии выставки в Музее современного искусства. Набираясь решимости, я до утра сидела у окна, смотря на узкую улочку подо мной. Занимался рассвет, небо было восхитительно розовым. Когда издали донёсся шум первого трамвая, мерные шаги первого прохожего, я вскочила и долго и тщательно собиралась. С беспокойством, словно в ожидании гостей, ходила по комнате и тёмному коридору. Устав расхаживать туда-сюда, я села и просто ждала назначенного времени, которое тянулось неизмеримо долго.

На улице шёл дождь, прохожие, съёжившись в своих пальто, выглядели несчастными, а меня накрыло сладкое предчувствие, что, возможно, сегодня я смогу заполучить весь мир. Я смелая, остроумная, пугающая и совершенно замечательная.

Я прихожу в музей и осматриваюсь. Профессор выступает с приветственной речью. Все хлопают не из вежливости, но восхищённо. Я стою неподвижно и не свожу с него глаз. Он это замечает и враскачку подходит ко мне. Я вытягиваюсь как стрела. Сердце громко стучит.

– Здравствуйте. Родион. Родионович, – медленно говорю я. Звук его имени завораживает, как и его удивительное лицо.

– Здр-р-р-р-авствуйте! – жеманно передразнивает он.

Ему нравилось, как я не выговаривала «эр», а в его имени их целых две.

Я молчу, пребывая в шоке от его близости.

– Ну? – спрашивает он, – о чём ты хотела поговорить?

Я откашливаюсь и сбивчиво объясняю, что очень хочу у него учиться, что мне это нужно, что я уволилась с работы. Он искоса смотрит на меня.

– Тебе ведь известно, что, поступив к нам, ты всё время должна будешь посвящать учёбе?

Я киваю.

– Думаю, мы можем взять ещё одного человека, – говорит он, – но при одном условии.

Я вскрикиваю, не успевая подавить этот звук.

– Я готова на всё, – быстро отвечаю я, опасаясь, что он передумает.

– Ты больше не будешь работать с темой анорексии.

Я чувствую, как по телу устремляется вверх холодок, а потом скатывается вниз по спине – ощущение, которое я могу приравнять к уколу анестезии. Неужели всё дело в анорексии? Мрачный абсурд ситуации поражает меня до мурашек.

– Согласна! – отвечаю я.

– Посмотри выставку, – говорит он и быстро уходит.

Глава 5. Юлия и Абеляр

Я влюбилась в него с первого взгляда по фотографии задолго до того, как впервые увидела вживую.

Листая ленту «Фейсбука», я случайно наткнулась на фотоальбом с вечеринки по случаю посвящения первокурсников Школы в студенты. Я знала про существование Школы, но у меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я буду там учиться – Школа находилась в Москве, а я жила в другом городе. Несколько десятков фотографий, с которых брызгами била в лицо безудержная энергия. Казалось, они были сделаны не сейчас, но десятки лет назад, где-то во