Тут же вспыхнул скандал, в процессе которого Николетта высказала мужу все, что о нем думает, потом обиделась на него за нежелание признать ее правоту. А под конец заявила:

– Я поняла иероглифы, они обозначают «курабье».

– Солнышко, ты умеешь читать по-японски? – изумился Павел Иванович и получил новую истерику, которая завершилась фразой: «Я изучала язык Мао Цзэдуна в институте». Мао Цзэдун был генеральным секретарем Коммунистической партии Китая. Может, Николетта и владела японским, но родным языком лидера самой густонаселенной страны мира все же является китайский. И в вузе маменька никогда не училась, сей факт ее биографии я узнал уже в зрелом возрасте. Отец, как всегда, не решился спорить с разъяренной женушкой, а та, вскрыв коробку, взяла фиолетовый кругляш, откусила от него и закатила глаза.

– М-м-м! Восторг! Ну почему наши криворукие кондитеры не умеют сделать ничего похожего? Павел, тебе печенье нельзя, врач велел худеть. Вава, можешь попробовать, чтобы знать вкус настоящих продуктов.

Я положил в рот кусок, протянутый маменькой, и испытал глубокое разочарование. Ожидал чего-то невероятного, а на языке растаял комочек со вкусом подгнившего сена.

– Ну? Как? – поинтересовалась Николетта.

– Конфеты «Белочка» и «Трюфель» гораздо вкуснее, – по-детски непосредственно и честно ответил я, за что был с позором изгнан в детскую.

Вечером того же дня у нас собрались гости, Николетта выставила японскую коробку к чаю, дамы пробовали печенюшки, закатывали глаза, ахали, охали и хором твердили: «Ну разве у нас такое сделают?» Последним пришел Всеволод Овчинников, он глянул на почти пустую жестянку, на крышке которой изображалась дама, вкушавшая, по версии маменьки, курабье, изменился в лице и попросил:

– Николетта, сделай одолжение, покажи мне вашу газовую плиту.

– Прямо сейчас? – скривилась она. – Мы наслаждаемся японским печеньем.

– Да, сию минуту, – проявил не свойственную ему твердость сосед.

Маменька закатила глаза, но пошла на кухню, а я отправился в туалет и услышал не предназначенный для посторонних ушей диалог.

– Николетта, немедленно унеси коробку, которую Павел привез из Японии, – велел Овчинников.

– Почему? – возмутилась маменька.

– Там не печенье!

– А что? Конфеты?

– Нет. Таблетки от моли.

На секунду возникла тишина, потом маман сказала:

– Смеешься? На крышке изображена женщина, которая ест курабье.

– Нет. Она нюхает фиолетовый шарик, а рядом надпись: «Антимоль лучшее средство для вашей одежды. Аромат лавандовых таблеток вас восхитит».

– Ты путаешь, там другое написано, – уперлась матушка.

– Я много лет занимаюсь переводами с японского, – отрезал Сева, – часто летаю в Страну восходящего солнца. Если ты сейчас же не перестанешь угощать гостей бытовой химией, это сделаю я.

Овчинников рассказал правду и моему отцу. Утром за завтраком тот озадачил Николетту:

– Позвони Коке, Зюке, Люке и прочим подругам, поинтересуйся, как их здоровье.

– С какой стати? – возмутилась Николетта. – Суаре устраивала я, по правилам хорошего тона гости благодарят хозяйку, а не она их.

– Может, твои подружки отравились? – вздохнул отец. – Покажешь врачам в токсикологическом отделении антимоль, там будут знать, какой антидот применить.

Маменька стиснула зубы, но к телефону не пошла. Через пару часов выяснилось, что Кока, Зюка, Люка и иже с ними живы, здоровы, бодры и хотели бы еще полакомиться японскими бисквитами.

– Моль маленькая, а дамы крупные, – с самым серьезным видом сказал отец, – они сами ядовитые, а, как известно, змее ее отрава не страшна.

– В Японии не то что в нашей лапотной стране, – заявила Николетта, – в Токио даже средство от моли вкусное и полезное для людей! Разве у нас такое сделают?..

– Вава! Ты где? – раздался визг маменьки.

– Здесь, внимательно тебя слушаю, – сказал я, прогоняя ненужное воспоминание.

– Мне загрузили в новый гаденыш «Спасение», – жаловалась Николетта, – игра сначала пошла, а не с того места, где у меня Интернет пропал. Обманщики продали неисправный планшет. Я велела купить другой, и там та же история! В общем, дома гора гаденышей, но ни один нормально не работает! Где моя Люси?

– Э… э… – забормотал я, совершенно забывший о принцессе, – я пристально занимаюсь ею, скоро в замок приведу.

– Сколько там очков? – деловито осведомилась маменька.

– Десять тысяч, – вдохновенно нафантазировал я.

– Вава! Не вздумай без меня сыграть свадьбу!

– Ну что ты! Никогда!

– Платье Люси не покупай.

– Не буду.

– Я рассержусь, если ты что-то не так сделаешь, – квакнуло из мобильного, затем полетели короткие гудки.

Я положил сотовый на стол и взял трубку домашнего телефона.

– Вы поняли? – надрывалась Роза. – Алло, алло, слышите? Повторить, как идти к складу?

– Спасибо, не надо, – ответил я.

– Быстро приехали, – похвалила меня Искоренева, открывая дверь, – хорошо, что я вам дорогу объяснила. Забегайте скорее, и сразу направо.

Мы с Розой пошли по узкому коридору, заставленному разнокалиберными коробками.

– Это дешевые фокусы, – пояснила Роза, – для массового покупателя, лабуда вроде исчезающих монет. Кладете рубль в коробочку, закрываете-открываете – опа! Пропала денежка. Проделываем то же самое второй раз, чики-брыки – и мелочь на месте.

– Занятно, – улыбнулся я.

– Ерундовина, – скорчила мину Роза. – Вон в тех пакетах шпаги. Хотите научу вас их глотать?

– Лучше в другой раз, – возразил я, но Роза уже выхватила одну рапиру, открыла рот, молниеносным движением воткнула ее в себя, потом вытащила и рассмеялась.

– Лезвие убирается в рукоятку. Народ балдеет. А это столик, сядете под него, одна башка у вас останется, а все потому, что там…

– …Система зеркал, которая создает иллюзию отсутствия тела у человека, чья голова торчит из стола, – не выдержал я. – Не хотел вас прерывать, но я знаю про все эти фокусы.

– Думала вас позабавить, – разочарованно пробубнила Искоренева, вводя меня в крохотную каморку. – Сесть можно только на табуретку, места для стульев нет, зато чужие уши сюда без приглашения не придут.

Уши ходить не способны, у них нет ног. Я кое-как устроился на маленьком жестком сиденье.

– В тесноте, да не в обиде. Что вы хотели мне рассказать?

Роза округлила глаза.

– Может, оно вам и не нужно? А вдруг интересно? Как вы думаете?