в трещинах, словно когда-то в нее что-то врезалось. А может, это какая-нибудь геопатогенная зона, где чахнет все живое. Однажды я по накурке смотрела про них передачу по телеку, там чего только не рассказывали.

Мартин хмыкнул:

– В общем, все понятно: в кратере от метеорита сидит галлюциногенная жаба и лечит нас от зависимости.

Яна звонко рассмеялась, и Мартин расплылся в улыбке, довольный тем, что еще не потерял способность развеселить симпатичную девушку. Он подошел ближе и только сейчас заметил бледные веснушки на ее переносице. Они странным образом контрастировали со смоляными волосами Яны, придавая теплоту отрешенному образу наркоманки. Мартин наклонился и поцеловал ее в губы – теплые, бархатистые и желанные. В нем вспыхнул робкий огонек вожделения, и впервые после смерти Алины он захотел прикоснуться к женщине.

Яна ответила на поцелуй, но спустя мгновение, показавшееся Мартину вечностью, отстранилась и с улыбкой сказала:

– В свинарнике ко мне еще никто не подкатывал.

Мартин прыснул от смеха, но тут же осекся, как только Яна переменилась в лице. Увидев кого-то за спиной Мартина, она схватила лопату и с нарочитой серьезностью принялась вычищать загон.

Мартин оглянулся: на улице стоял Осмунд и наблюдал за ними. Поймав взгляд Мартина, он криво ухмыльнулся и погрозил пальцем.

* * *

Спустя два дня, проведенных в притворных молитвах и групповых занятиях, на которых обитатели «Юдоли» прикидывались послушными воспитанниками Абсалома, Мартин вдруг с ужасом понял, что волшебное действие «горечи» подходит к концу.

Утром он проснулся с тяжелой головой и дурным настроением. В груди зарождалось знакомое чувство тревоги – пока еще подспудное, робкое, зыбкое. Но Мартин научился распознавать оттенки эмоций. Он знал, что вскоре дисфория распустится черным цветком: его ждала очередная встреча с Алиной – еще одна кошмарная ночь, которую он навряд ли переживет. Но почему он должен мучиться, когда есть спасение?

Мартин помнил слова Яны: наркоманы ходили за «горечью» раз в неделю в строгой конспирации. Но это означало, что ему пришлось бы терпеть еще пять ночей, проведенных вместе с Алиной, с ее укоризненным взором и сорванным голосом, хрипящим в предсмертной агонии.

Мартин решил действовать этой же ночью. Дождавшись, когда уснет Осмунд (из соседней комнаты доносился храп), Мартин оделся и бесшумно выскользнул из домика. Пересек двор и скрылся в густых зарослях, напитанных тьмой и прохладой. Он подсвечивал дорогу фонариком, выискивая лучом отметины на деревьях, которые вели к сокрытой в глубине леса тайной котловине. Вокруг тревожно шептала листва, словно предупреждая о грозящей беде, и равнодушно светила на черном небе луна: ей было все равно, что случится с Мартином.

Спустя час блужданий по сосновому бору он выбрался к впадине. Залитая серебряным светом луны, она напоминала безжизненный кратер. Мартин сбежал по склону к центру котловины, где чернела в земле расщелина – пристанище спасительной «горечи». Он опустился на колени и, немного помешкав, просунул руку в провал, откуда знакомо пахнуло гарью. Мартин терпеливо ждал, и спустя некоторое время нечто влажное и липкое коснулось его ладони.

– Так вот, куда вы ходите! – прохрипел голос сзади.

Вздрогнув от испуга, Мартин вытащил руку из расщелины и обернулся. Перед ним стоял Осмунд. Оскалившись, староста буравил взглядом Мартина и сжимал кулаки.

– Что вы там прячете? – прорычал Осмунд. – Наркоту?

– Осмунд, послушай… – начал Мартин, убирая за спину ладонь, измазанную «горечью».

– Покажи руку! – перебил его уголовник.

Мартин в замешательстве попятился. Что ему делать? Если Осмунд обнаружит слизь на его ладони, то он догадается, откуда она взялась – он наверняка видел, как Мартин просовывал руку в провал. Осмунд расскажет об этом Абсалому, тот уничтожит расщелину с «горечью», и тогда о спасительном исцелении можно забыть!

Воспользовавшись растерянностью Мартина, Осмунд кинулся вперед, намереваясь схватить его за руку. Мартин увернулся и что есть силы врезал фонариком по голому черепу старосты. Что-то хрустнуло, и Осмунд, охнув от неожиданности, неловко пошатнулся. Он повалился на землю, и его голова запрокинулась в расщелину.

Пытаясь успокоить дыхание, Мартин посветил фонариком на Осмунда. Староста обездвижено распластался на земле, и было непонятно – он без сознания или мертв? Мартина затрясло, горло сдавило от ужаса. В голове не укладывалось: разве мог он, тощий наркоман, так просто убить здорового бугая ударом фонарика?

Из виска Осмунда пульсирующими волнами струилась кровь – темная, лаковая – и стекала в расщелину. Мартин не знал, сколько прошло времени – может быть пара минут, а может – вечность.

Вдруг из провала в земле медленно, будто разведывая обстановку, выскользнуло нечто длинное, гибкое, покрытое блестящей черной слизью. Существо, напоминавшее огромную вытянутую пиявку, присосалось к ране на виске Осмунда. Будто пробуя старосту на вкус, тварь помедлила, а затем с жадным чваканьем засосала кровь, вздуваясь и сжимаясь в быстрых спазмах.

Мартин проглотил крик, застрявший в глотке. Осмунд застонал, пошевелился, но подняться не смог. Затуманенным взором он смотрел на Мартина, словно моля о помощи. Но Мартин оцепенел, с ужасом наблюдая, как неведомая тварь мощными глотками высасывает кровь из виска Осмунда. Насытившись, с влажным чмоканьем она отлепилась от кожи, а затем резким движением вонзилась в раскрытый рот Осмунда и, быстро извиваясь, заскользила глубже в горло, оставляя ореол из черной слизи на губах старосты.

Мартин закричал и бросился прочь от кошмарного зрелища. Выкарабкавшись из котловины, он помчался по лесу, то и дело оступаясь на кочках и спотыкаясь о коряги. Но вскоре заросли расступились, земля ушла из-под ног, и Мартин кубарем повалился в овраг.

Он лежал на стылой земле, жадно хватая холодный воздух и пытаясь отдышаться. Увиденное не укладывалось в голове: в яме обитало существо, покрытое слизью – той самой «горечью», что исцеляла обитателей общины. Но куда страшнее было другое: тварь высосала кровь из Осмунда, проникла в его тело и, скорее всего, убила. А Мартин ему не помог: как и Алина, Осмунд умирал на его глазах…

Мартин забился под массивную корягу, торчавшую из земли, и обхватил себя руками. На пальцах налипли склизкие сгустки «горечи», и Мартин, не долгое думая, мазнул ими под языком.

Спустя мгновения он растворился в потоках покоя и неги.

* * *

Мартин проснулся: утреннее солнце слепило глаза, в ушах стоял птичий гвалт. Овраг затянуло влажной дымкой, и одежда насквозь промокла от росы.

Он выбрался из ложбины и, трясясь от озноба, побрел по тропинке среди сосен. На душе было легко и спокойно, и Мартин решил, что ночные события оказались очередным кошмаром. Его ждала взбучка от Абсалома за нарушение режима, но она представлялась