Майя стала второй жертвой.

В ней бурлила жажда достичь желаемого во чтобы то ни стало, не считаясь с потерями. Дорога под копытами святочерта норовила обратится в жидкий, хлюпающий смоляной омут — это задерживало его лишь на долю секунду. Свиные копыта вырывались прочь, покрываясь черной жижей, расплескивая ее по округе. Словно чуявший шестым чувством опасность, он предугадывал каждый ее шаг: возносившиеся в небеса огненные столбы являлись лишь на мгновение позже, чем требовалось. Демоном скорости он проворно петлял из стороны в сторону. В убегающем был не азарт — в нем жила сама импровизация. Хлопнула жестяная, выкинутая за ненадобностью старая дверь, вздымаясь, накрывая собой пылающих ос. Каркающе вскрикнула огненная птица, родившаяся из ненависти Майки, когда встретилась со струей из пожарного гидранта. Убегая, поддаваясь такой дикой, звериной панике, черт будто смеялся над каждой ее потугой.

Если бы у злости была точно такая же полоска, как у здоровья с выносливостью и маной, то в Майке она бы давно вышла за все пределы разумного. Огненная дочь Тармаевых растрачивала весь свой потенциал, делая ошибки одну за другой.

Я устремился к ней в своем легком, стремительном полете, но слишком поздно. Мана из нее вышла напрочь, лишая ярость главного топлива. Пламя, вившееся вместо волос, таяло прямо на глазах, возвращая девчонке ее прежний облик.

Свиноподобная туша сбавила ход, обманно споткнувшись — стрелой слетела прочь Ночкина туша, так удобно бухнувшись в кучу будто заведомо подготовленного тряпья. Лишившись ноши, свиная туша оттолкнулась, встретив теряющую высоту девчонку копытами. Комета огненного рода погасла в тот же миг — Майку швырнуло, словно мешок. Она вскрикнула, осознав свое падение: руки бессильно замолотили по воздуху. В отчаянии она взывала к магии, но та не спешила откликаться на глас той, кто лишен маны.

Я поймал ее за мгновение до того, как она успела сломать себе спину. Новоявленные крылья за моей спиной вздрогнули от нового, неуместного веса, но быстро заполнились воздухом, стремглав запуская нас прямо в небо.

— Федя… — Она смотрела на меня глазами, полными любви и надежды. Женственная ладонь, еще пару минут назад изрыгавшая из себя жар огня, сейчас нежно гладила мою небритую, колючую щеку.

Я поставил ее на ноги на ближайшую крышу, не сбавляя хода. Ее потянуло за мной, встопорщились обрывки и без того уже изодранного платья. Перебирая ногами, она врезалась в бордюр стены, резко остановившись и влюбленным взглядом провожая мою уносящуюся в облака фигуру.

Святочерт теперь медлил. Истратив немало сил только на то, чтобы оторваться от погони, сейчас он пустился мелкой рысью. Копытца адского кабана подкашивались, серая шкура хвалилась выжженными лысинами проплешин: может быть, Майя была и не столь точна, но пару раз подпалить его щетину ей удалось. Волдырь огромного, во все мерзкое брюхо ожога еще только набухал, источая вонючую жижу. Боль хватала святочерта за ноги, висела на них стопудовыми гирями. Паника, еще недавно заставлявшая его не обращать внимания ни на что другое, теперь уступила место бережной, трогательной заботе.

Припав на колено, нырнув в сторону от проносящегося мимо автомобиля Белых Свистков, спешащих на беспорядки, он, переваливаясь с ноги на ногу, устремился к корово-девочке. Несчастная стонала, потирая ручонками лицо — за обиду огненного рода Майка воздала ей по заслугам. Свернутый нос, распухшая щека, во рту — крошево из обломков зубов; из последних сил, перевернувшись, она исторгла кровавое месиво. Липкая красная жижа заливала ее лицо и глаза.

Бережно, словно родную дочь, демон поднял ее на руки. Припадая на правую ногу, борясь с собственной хромотой, стремился испариться в ночи. Он слышал, как один за другим щелкают фотоаппараты — проснувшаяся чернь будто забыла, что ей завтра на работу. Припав к окнам, она взирала, как избитая до полусмерти девчонка сама поднимается в воздух и, раскачиваясь, медленно парит прочь. Ради такого-то можно пожертвовать не одним часом сна.

Я нагнал его в грязном переулке. Склонившись над девчонкой, он будто жаждал спрятать ее хрупкое тельце от чужих взглядов. Выдохнул, зло качая головой, когда моя крылатая туша прокатилась прямо перед ним. Взвились в воздух пуль, мусор и обрывки вчерашних газет, вихрем кружась над нами.

Святочертый разинул голодный зев самой преисподней, надеясь спрятаться в ней от погони. Нырни он туда — и время было бы упущено задаром. Чтобы нагнать его там, потребовалось бы знать, куда именно он нырнул. Биска же, я готов был голову дать на отсечение, лишь отрицательно покачала бы головой.

Демон во мне выдохнул, ревя от возмущения, уходя прочь из моего сознания, возвращая мне контроль над телом. Крылья рассыпались в прах, лопнули мыльным пузырем — из меня будто кто разом вырвал все жилы. Ад воздавал мне болью за могущество: казалось, что еще чуть-чуть — и я услышу, как Бискины сестры по крови, лениво перебирая хвостики в руках, зашепчут мне прямо на ухо, что их кнуты — только по мою спину.

Я поднял на противника взгляд. Жирдяй неповоротливо заметался, брюхом врезаясь в каменную толщь стены, норовя повернуться ко мне спиной, закрыть своей тушей единственное в его жизни сокровище.

Мне почему-то вспомнился тот самый черт, которого я видел, когда проснулся связанный и на стуле — и как отчаянно он жаждал только того, чтобы я освободил томящуюся в банке пленницу. Неужели каждая из этих тварей выбирает себе нечто, за что будет готова расстаться даже с хвостом?

Мне думалось, что еще немного — и я смогу услышать, как скребутся в его уродливой рогатой голове тревожные мысли. Он словно не знал, что ему делать — встретить бой или бежать? Одно было ясно точно — Ночку он не оставит.

— Не так уж и часто от меня убегает сама Смерть, — насмешливо проговорил я, скидывая с себя последние остатки темного морока. Может быть, мой уровень и мал, но сейчас мы с этой треклятой душой почти на равных.

Он сверлил меня полным ненависти взглядом — от былого сарказма не осталось и следа. В его взгляде плескалась самая что ни на есть настоящая обида — как будто впервые за всю свою дьявольскую жизнь он встретил хоть сколько-то достойное сопротивление.

Без своей палки он был ничтожеством.

Ничтожеством с гордостью.

Решение он принял не сразу: я дал ему время отложить Ночку наземь. Словно он где-то таил надежду, что если я его убью, не стану выпытывать у нее, где, как и что. А может, на это и был расчет?

Врата в ад ширились с каждым мгновением, будто обещая поглотить в себя всю детскую площадку и ближайший подъезд. На нас смотрели, в этом не было никаких сомнений. Чужие взгляды были как серпом по яйцам, хотелось, чтобы нас видело как можно меньше народу.

Заревев вепрем, он рванул на меня, нелепо переваливаясь с ноги на ногу. Его бег с трудом походил на медленную ходьбу — знать бы еще, на что он рассчитывал с подобными-то габаритами? Я в мгновение ока оказался рядом с его тушей. Демонические силы мощью обвили мышцы, позволяя принять на себя весь немалый вес его туши. Теневая хватка пронзила поганца насквозь — как и в прошлый раз. Хрюкнув, плюнув липкой слизью изо рта, он вздрогнул, прежде чем потерять всякую волю к сопротивлению. Я швырнул его оземь, придавил сапогом. Носок ботфорта уткнулся прямо в его мерзкий пятачок. Словно все еще на что-то надеясь, он завертелся, будто у него и в самом деле был хоть какой-то шанс высвободиться. Я переместил стопу ему на шею, очень жалея, что у меня не шипастые подошвы.