«маскулинная публичная жизнь противопоставлена интимной, семейной жизни, и мужское пространство отлично от женской полифонии — полушепотов и вздохов…»[88].

Несмотря на энтузиазм по поводу переосмысления языка и фантазий о «чудовищности» феминистского/женского, радикальный феминизм в этом режиме не всегда мог быть применим в обыденной жизни. Джебар, у которой были сложные отношения с феминизмом, с недоверием относилась к рассуждениям об общности женщин. Мало у кого получалось непринужденно следовать принципам écriture féminine. Другие жаловались, что женское письмо чересчур интеллектуально или что оно исходит из эссенциалистского понимания женственности. Даже Мэри Дейли, по мнению рецензента из Милуоки,

оставляет у нас чувство готовности действовать — и неуверенность в том, как именно действовать и в каком направлении идти… Как получить равные [с мужчинами] права и репродуктивную свободу, если мы не имеем дела непосредственно со структурой мужской власти?[89]

Проблема в том, что понятия патриархата или фаллоцентризма могут показаться расплывчатыми: Кейт Миллет, пользуясь одним понятием, смешала разные интеллектуальные и литературные традиции и не сумела объяснить существенные изменения экономических и политических условий[90]. В такой неясности силу видели те, кто перед лицом угнетения женщин считал исторические и культурные различия бессмысленными. В 1972 году американская радикальная феминистская группа обнародовала «Манифест четвертого мира» (Fourth World Manifesto). Они исходили из кажущегося теперь наивным чувства всемирной общности:

Подавление по всему миру женской культуры различается лишь степенью. Действительность фактически одинакова: женщинам отказано в самоопределении. Женщины, отправляющиеся в зарубежную страну, могут с легкостью установить контакт с женщинами из этой страны и понять их, поскольку по всему миру женский труд и женские роли (культура) в основном одинаковы[91].

Для обозначения мужской гегемонии группа выбрала понятие «колониализм», однако оно никак не отражало пересечения разных видов угнетения (по расовому, этническому признаку и без форм), которые приносит империализм. При использовании концепции патриархата оказалось трудным учитывать многообразие женского опыта, и участницы движений под лозунгами освобождения женщин нередко отторгали таких же, как они, жертв порабощения, классовых ограничений, колониалистского насилия или расизма.

Двойная ноша

Многим в женском движении пересечение угнетения было заметно с самого начала феминистской мобилизации, последовавшей за подъемом антиколониалистского, пацифистского движения и выступлений в защиту гражданских прав конца 1960-х годов. Фрэнсис Бил издала в 1969 году брошюру «Двойная ноша: Быть темнокожей, быть женщиной» (Double Jeopardy: To Be Black and Female), в которой выразила свое ощущение взаимосвязи угнетения темнокожих женщин с угнетением темнокожих мужчин:

Темнокожих женщин не возмущает рост влияния темнокожих мужчин. Мы его приветствуем. Мы видим в нем окончательное освобождение темнокожих от коррумпированной системы, в которой мы все страдаем. Но это не означает, что нужно обменять одно на другое. Такого рода представление — «либо икс, либо игрек» — есть плод дурного образования. Ошибочно полагать, будто для того, чтобы темнокожий мужчина был силен, темнокожей женщине нужно быть слабой[92].

У афроамериканок в силу гендерного, расового и классового опыта имелись, по выражению Бил, «очень своеобразные проблемы, которые приходилось обсуждать». Уже в XIX веке афроамериканские активистки — такие как Соджорнер Трут и Анна Джулия Купер — писали о «двойном порабощении» и «тройной эксплуатации». Эти идеи развивали также коммунисты и социалисты на базе работы Клодии Джонс (1915–1964). Родившуюся на Тринидаде Джонс — активистку американского коммунистического движения и движения темнокожих националистов — в 1955 году выслали в Англию, и там она продолжила свою коммунистическую, антиколониалистскую деятельность и борьбу за права женщин. Джонс рассуждала о «тройной эксплуатации» и указывала на модель «госпожа — служанка», существующую в отношениях белых и темнокожих женщин, особенно в США. С точки зрения Джонс, даже благонамеренные попытки преодолеть этот барьер портит привычка

прогрессивной белой нанимательницы возлагать на себя обязанность «просвещать» негритянку насчет ее эксплуатации и угнетения, о которых она и без того прекрасно знает[93].

Разработка черного феминизма была насущной задачей, и, по Фрэнсис Бил, ее нельзя было откладывать ради борьбы с расизмом:

Мы должны быть освобождены вместе с остальным населением. Мы не можем откладывать решение этих проблем до того великого дня, когда каким-то волшебным образом свершится революция.

Темнокожие женщины не считали, что белые феминистки откликнутся на их запросы. Как и Клодия Джонс, Бил считала белых женщин «экономическими врагами» темнокожих: «Если ваша мать работала на кухне у белой, она понимает, что я имею в виду»[94].

Бил принимала активное участие в борьбе за гражданские права Студенческого координационного комитета за ненасильственные действия, но разочаровалась в его все более выраженной мачистской политике «власти черных» — речь о политике, которая ставила целью наделить правами и властью всех темнокожих. В 1970 году она выступила соучредителем Союза за освобождение темнокожих женщин, позднее — Союза женщин третьего мира, который стремился сделать неотъемлемой частью деятельности активистов обоих полов социальную справедливость, антирасизм и идею освобождения женщин. Позднее Союз (со штаб-квартирой в Нью-Йорке) издавал журнал, называвшийся Triple Jeopardy: Racism, Sexism and Imperialism («Тройная ноша: расизм, сексизм и империализм»).

Разработка концепции множественных источников угнетения была полезной, но на практике привела почти к состязанию в степени индивидуальной маргинальности. Чикана-феминистка Элизабет Мартинес в насмешку назвала это «олимпиадой по угнетению» (oppression Olympics). В 1988 году социолог Дебора Кинг предложила термин «множественная ноша» (multiple jeopardy), чтобы обозначить феномен «притеснения одновременно с нескольких сторон» и «мультипликативных взаимосвязей» между этими влияниями. Она подчеркивала, что угнетение темнокожих женщин носит не дополняющий характер, а интерактивный[95]. Выработка концепции интерактивного угнетения (interacting oppressions; Патриция Хилл Коллинз позднее назвала его «матрицей господства», а Кимберли Креншоу — «интерсекциональностью») стала одним из главных успехов теории черного феминизма[96]. Она позволила отказаться от сравнения и количественной оценки качества маргинальности или угнетения и направить энергию активистов на борьбу одновременно с притеснением по расовому, классовому, гендерному и другим признакам.

Крупный теоретик феминизма белл хукс, учившаяся в сегрегированных американских школах, хорошо помнила, как белые женщины склонны были усматривать в расовой и классовой эксплуатации

попросту порождение родительской системы — патриархата… В феминистском движении на Западе это привело к представлению, что сопротивление патриархатному доминированию — это более оправданная феминистская деятельность, чем сопротивление расизму и другим формам доминирования…

Устранение патриархатного доминирования должно стать первоочередной задачей для женщин и мужчин из всех стран не потому, что оно есть основа всех остальных репрессивных структур, а потому, что именно с этой формой доминирования