– Это неслыханно! – вскричала она, останавливаясь перед Ренси, который складывал в холщовый мешок свои инструменты. – Тебя обложили, как зверя, со всех сторон, а ты даже не попытался искать помощи у дочери фараона!

Волнение участило дыхание Ренси, и он не сразу решился поднять на неё глаза.

– Я не хотел обременять тебя своими печалями, – сдержанно ответил он на горячий упрёк Мерет.

– Друзья могут делиться и печалями. Ведь не в радости же дружба проверяется на прочность?

– Так мы – друзья?

– Послушай, Ренси, ты по-прежнему очень дорог мне. Ради этой встречи мне пришлось изловчиться, чтобы усыпить бдительность старухи Арти и её соглядатаев. Я даже склонна поверить в чудо.

– Отрицать чудеса невозможно. Ведь ты – здесь!

Теперь Ренси смотрел на Мерет прямо, удивляясь про себя, как сильно она изменилась за то время, что они не виделись. Она была теперь уже не милой хрупкой девушкой, а такой красивой молодой женщиной, каких Ренси ещё никогда не видел: перед этой красотою поблек бы даже облик несравненной Фаиды.

Глубоко вздохнув, Ренси обошёл Мерет с одной стороны, затем с другой, намётанным взглядом скульптора отмечая, какими твёрдыми, зрелыми стали её груди, как округлились линии бёдер. Юная, желанная, полная женственной чувственности…

– Что ты меня так разглядываешь? – вспыхнув ярким румянцем, возмутилась Мерет. – Я ведь не статуя!

– Ты лучше всех изваяний в мире.

Ренси умолк. Чуждая тень всё ещё не исчезала с лица девушки, это его смущало и настораживало.

– Всё же не стоило приходить сюда, – проговорил он немного погодя. – Мне уже ничем не поможешь, а вот тебе надо держаться осторожней.

– Я могла бы просить и тебя быть осторожным. – В голосе Мерет звучала тревога. О ком она беспокоилась, о ком молила богов – за себя или за него? Но разве она не дала ему понять, что желает быть сейчас рядом с ним? – Многим в городе не нравится твоя дружба с чужеземцами. Для тебя это может иметь опасные последствия.

Мгновение поколебавшись, Мерет вдруг спросила:

– Если я задам тебе очень личный вопрос, клянёшься ли ты священным именем Маат честно ответить на него?

– Не помню, чтобы когда-нибудь лгал тебе.

Мерет в упор посмотрела на Ренси, её фиалковые глаза горели.

– Ты любил ту женщину?.. Чужеземку?

Ренси тоже пристально помотрел ей в глаза. В ней ещё много осталось от прежней Мерет, той, которую он увидел впервые, той, с которой гулял по улицам Саиса в праздник Опет и которой признавался в любви. И в то же время она изменилась, когда стала невестой человека, подчинившего своей власти почти весь Нижний Египет.

– Это не та любовь, которой бы мне хотелось, – сдержанно ответил Ренси после затянувшегося молчания.

– Какой же любви ты желаешь?

– Такой, которая обостряет желание неодолимой мощи, когда я вижу тебя и когда думаю о тебе.

– И что же это за желание?

– Ну, хватит… я больше не могу…

Ренси шагнул к Мерет, положил ей на плечи свои крепкие большие руки каменотёса и потянул её к себе. В тот же миг он испытал уже знакомое ему ощущение пламени, растекающегося в паху, и почувствовал, как набухают, пульсируя, его чресла. Этот жар безудержного желания передался Мерет – она задрожала, покорная в его объятиях, уже готовая принять его в себя. Время исчезло. И она сейчас уже не была невестой могущественного номарха, и он не был опальным скульптором; словно они вновь встретились в её покоях в опустевшем Саисском дворце и, как тогда, оказались одни во всём мире.

– Я думаю, мы достаточно долго ждали, а? – проговорил Ренси, задыхаясь от возбуждения.

Он обнял Мерет за талию, осторожно приподняв, перенёс на ложе и освободил её от рубашки на бретельках – калазириса. Без всякого смущения Мерет потянулась к нему, обхватила его голову руками и прижалась к нему всем телом.

Ренси потрясённо вздохнул; его жадные горячие губы нашли мягкие, со вкусом мёда губы Мерет и слились с ними в долгом пьянящем поцелуе.

Ренси ласкал тело Мерет руками, губами, языком, от нежной шеи с пульсирующей голубой жилкой к изящным розовым ступням открывая её для себя. Её невинность делала её уязвимой, её неопытность была очевидна; Ренси, посвящённый в искусство любви Фаидой, чувствовал себя неизмеримо старше Мерет, он никак не мог решиться причинить ей боль.

Но в какой-то миг он почувствовал, что Мерет стало мало одних поцелуев: своей уступчивостью она подталкивала его на более настойчивые и откровенные ласки. Приподняв руками её бёдра, Ренси начал медленное движение внутри неё, осторожно подбираясь к гимену. По тому, как задрожали ноги девушки, упиравшиеся в плечи Ренси, как напряглось её тело, как участилось дыхание, прерываемое тихими стонами, было понятно, какое удовольствие ей доставляло это соитие.

Неожиданно вскрикнув, Мерет забилась в сильных руках Ренси, но он продолжал двигаться в ней быстрыми ритмичными толчками, словно жаждал проникнуть в самую её глубину и слиться с ней воедино в головокружительном полёте…

Немного погодя, когда оба испытали пик невероятного наслаждения, Ренси, начал читать стихи, которые порождали у него ощущение, будто они были созданы, чтобы описать его, Ренси, любовь и участь:

– Я ловлю сладкое дыхание твоего рта./Я каждый день восторгаюсь твоей красотой./Моё желание – слышать твой прекрасный голос,/Звучащий, словно шелест северного ветра./Молодость возвращается ко мне от любви к тебе./Дай мне твои руки, что держат твой дух,/Чтобы я смог принять его и жить им./Называй меня моим именем вечно – а мне/без тебя всегда чего-то будет недоставать… 13

Мерет лежала рядом с ним; прикрыв глаза, она наслаждалась музыкой слов; казалось, они ласково касались её блестящей от пота юной груди.

– Могу я узнать, кто автор этих божественных стихов? – спросила она, не открывая глаз.

– Придётся тебя разочаровать – не я, – с усмешкой ответил Ренси. Но потом, став серьёзным, прибавил: – Мой отец был писцом и собирателем редких манускриптов. После того, как он отправился в Аменти, я разбирал его папирусы, и в одном из них нашёл эти строки. Отец переписал их с плиты в заупокойном храме фараона из восемнадцатой династии, того фараона, богом которого был Атон.

Мерет медленно повернула голову, всматриваясь в Ренси. Он увидел её пушистые ресницы, влажные пряди волос на лбу и припухшие от поцелуев губы.

– Если ты говоришь об Эхнатоне, то эти стихи, скорее всего, посвящены его очаровательной жене Нефертити.

– Вероятно, – ответил Ренси голосом, полным грусти. – Их любовь, как и их судьба, навечно останутся загадкой…