Ренси не сопротивлялся, когда ему завели руки за спину. Нехо пронзительно смотрел на юношу, который, в свою очередь, не скрывая вызова, смотрел на него. Глаза их встретились – взор был непоколебим у того и другого.

Правление Тахарки, продолжившего нубийскую династию фараонов, было отмечено милостью богов. После долгих смут в стране установился мир; в эти «сытные годы» египтяне не знали ни голода, ни засухи. Тем не менее, за время своего царствования, несмотря на непререкаемый авторитет, фараон не сумел добиться необходимого подчинения правителей северных номов. Во владении наместников Нижнего Египта, раскинувшегося в плодородной дельте Нила, были значительные города и выход к морю. Огромные богатства позволяли правителям номов содержать значительные военные силы и вести в своих владениях независимую политику. Со временем осмелевшие номархи начали передавать свои должности сыновьям, словно титулы. Гордые князья севера, привыкшие к высоким титулам и привилегиям, стремились к независимости. И самым могущественным среди них считался правитель пятого нижнеегипетского нома Нехо.

Если высший суд в стране воплощал фараон, то в номах царскими судьями выступали номархи. И подобно тому, как в столице заседал Великий кенбет, так на местах все судебные слушания вели свои, малые, кенбеты. Помимо важных чиновников гражданского управления в кенбеты входили служащие храмов; место, где вершили суд, называли Залом Хора14.

В день, когда Ренси должен был предстать перед кенбетом Саиса, у дворца номарха собралась огромная шумная толпа горожан. Гул и ропот звучал всё громче: возбуждённые жители Саиса не могли дождаться часа, когда начнётся суд, подобного которому они ещё не видели.

Войдя в сопровождении стражников во двор Саисского дворца, Ренси несказанно удивился: похищенная нимфа с обликом Фаиды стояла теперь на главной площади. К величайшему огорчению Ренси, рука богини, державшая чашу с вином, отвалилась по локоть – её обломки лежали здесь же, на каменной мостовой. На поверхности статуи, прежде сверкавшей непорочной чистотой, теперь зияли зловещие выбоины и отвратительные пятна: следы от камней и отбросов, которые в неё кидали.

– Так вот для чего понадобилось красть мою статую! – вскричал Ренси в гневе.

– Это решение номарха, – ответил ему придворный писец, которому было поручено записывать на суде речи обвиняемого. – Изваяние чужеземной богини должно быть выставлено перед жителями Саиса…

– Богини, которую выкрали и потом изувечили, чтобы угодить Нехо и потешить его тщеславие!

– Статую не выкрали, её изъяли с разрешения властей. Номарх поставил эту статую здесь как предупреждение всем, кто предаёт традиции своего народа и перенимает чуждые египтянам навыки иноземных мастеров.

– В искусстве не может быть запрещённых навыков, – подавляя ярость, произнёс Ренси. – Искусство – это выражение свободы…

Войдя в узкую дверь между двумя башнями, Ренси очутился в большом колонном зале, стены которого были покрыты разноцветной многоярусной росписью. Сквозь широкое прямоугольное отверстие в потолке струился солнечный свет, заливая узорчатый мозаичный пол.

Нехо сидел в высоком кресле из чёрного дерева, напоминавшем трон; концы его клафта, белого с красными полосами, падали на плечи, поверх широкого золотого ожерелья. Главным украшением этого ожерелья было изображение богини-кобры Уаджит – покровительницы Нижнего Египта. Направо от номарха стоял верховный писец, налево – джати, «вещатель маат», с жезлом; оба в белых одеждах и огромных париках. Два писца, сидевшие на нижних ступенях возвышения перед троном, держали наготове развёрнутые свитки папируса и тростниковые кисточки; у ног обоих лежали палетки с краской и скребки для соскабливания ошибок. За спиной номарха стояли носильщики опахал; носильщик сандалий стоял чуть поодаль, с торжественным видом держа обувь номарха в вытянутой руке. Сбоку на складных стульях расположились члены кенбета: сановники и священнослужители; возглавлял кенбет жрец Сенмин.

– Испокон веков жители страны Та Кемет живут по законам «ma’at», по законам истины и справедливости, – начал со вступительной – традиционной – речи джати, приподняв свой жезл. – Неизменна справедливость со времён Осириса и карают нарушающего законы. Приклони ухо твоё, мудрый Тот, владыка Истины, внемли и ты, справедливая Маат: выслушайте жалобы вашего покорного слуги Нехо, правителя Саиса и Мемфиса.

Джати повернулся лицом к номарху и протянул в его сторону жезл, тем самым как бы призывая Нехо обратиться с речью к кенбету.

– Завтра я стану законным супругом дочери фараона, – надменно вздёрнув подбородок, заговорил Нехо. – Но мы собрались не ради этой вести. До нас дошло, что одной из своих работ ваятель из Таниса опозорил наш город. Он оскорбил Саис, его богов-покровителей, его жителей и меня, правителя города. Этот ваятель – неблагодарный и лицемерный человек. Он никого не слушает. Делает, что ему вздумается, и, если ему выгодно, всех обведёт вокруг пальца. Ни слава Саиса, ни счастье и благополучие его жителей – ничем не дорожит этот человек. Мы поторопились пригласить его в наш город и ошиблись.

– Ваятеля, о котором идёт речь, призвал в Саис его высочество принц Танутамон, – несмело высказался один из членов кенбета, придворный чиновник, управляющий гильдией ремесленников. – И потом этот человек работал здесь, участвуя в украшении заупокойного храма фараона, да будет он жив, здоров, невредим!

– То, что этот ваятель выполнял заказы царской семьи, не умаляет степени его преступления перед городом! – гневно прервал чиновника Нехо, и его руки взлетели вверх, будто крылья коршуна. – Или вы, члены городского совета, настолько бессильны перед каким-то мастеровым? Признаться, мне весьма огорчительно это видеть!

– Любой город в Нижнем Царстве был бы рад видеть у себя мастера Ренси, – раздался чей-то неуверенный голос. – Чем же он так провинился у нас?

– Повторяю. Ваятель нарушил каноны, он оскорбил чувства служителей богини Нейт, он вступил в сговор с чужеземцами и согласился сделать для них статую их богини. Этот танисский мастеровой – предатель. Чужеземцы наняли его на службу, чтобы он потом помог им завоевать наш город. Вам этого мало?

Нехо нахмурился, обводя острыми глазами почтенное собрание, будто ждал одобрения. Ренси заметил, что номарх ни разу не вспомнил его имени. И что он упрямо называл его либо просто ваятелем, либо – чтобы придать его статусу меньше значимости – мастеровым.

– Завоевать Саис?.. Не может этого быть…

– Что-то здесь неясно, мы не всё знаем…

– Наверное, здесь какая-то ошибка…

В зале зашумели; члены кенбета переводили недоумённые взгляды с номарха друг на друга.

– Я своих слов на ветер не бросаю! – снова вскричал Нехо, раздражённый недоверием кенбета. – Если я что-то говорю, то только правду, клянусь священным именем Маат! Если же вам мои обвинения не кажутся достаточно убедительными, послушайте свидетелей!