Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня «дубль пять», – сообщил Калле.
– Тогда ты, конечно, ходишь, – сказала Анника.
Калле выложил свою костяшку, а Эллен подставила свою.
Анника чуть не расплакалась.
– Теперь ты, мама…
Она сделала ход и услышала, как дети простонали.
– Ты неправильно кладешь, мама…
Игра казалась бесконечной.
А телефон не звонил, не звонил и не звонил.
Джимми Халениус вышел в гостиную и встал перед телевизором.
– Могу я посмотреть «Актуэльт»?
– Конечно, – кивнула Анника.
– Как долго он будет там? – прошептал Калле и зло взглянул на статс-секретаря.
– Я не знаю, – прошептала Анника в ответ. – Все зависит от того, что скажут тюремщики, если они позвонят когда-нибудь.
– Почему ты не можешь поговорить с ними сама? – спросил мальчик.
Анника протянула руки и прижала его к себе, и сейчас он фактически ей подчинился. Свернулся в клубок в ее объятиях и засунул руку ей в волосы.
– Я не осмеливаюсь, – прошептала она. – Боюсь их. Джимми разговаривал с множеством всевозможных злодеев раньше, он гораздо лучше разбирается в этом, чем я.
Калле посмотрел на нее с новым выражением во взгляде: взрослые, значит, тоже могли испытывать страх, как маленькие.
– Сейчас вам надо спать, – сказала Анника, – а завтра пятница. Вы не хотели бы поехать и навестить ту или другую бабушку в выходные?
Калле ткнулся лицом ей в плечо.
– Скучно, – пробормотал он.
– С Щёрвеном весело, – возразила Эллен.
Щёрвен был толстым кокер-спаниелем Дорис.
«Мое любимое солнышко, – подумала Анника. – Ты всегда найдешь повод для оптимизма».
– Я поговорю с бабушками сегодня, – сказала она, – и спрошу, не сможете ли вы погостить у них.
– Вы будете разговаривать о папе?
– О папе завтра все появится в газете, – сказала Анника, – поэтому лучше, конечно, если я расскажу им это сегодня.
– Иначе они шлепнутся в обморок, – ляпнул Калле, и Анника рассмеялась и хохотала по-настоящему и искренне.
Она притянула мальчика еще ближе к себе и вдыхала его запах.
– Ну, ты скажешь, – отсмеявшись, проворчала она. – Шлепнутся в обморок! Давайте-ка быстро по кроватям!
И детям оказалось достаточно забраться под одеяло, чтобы через несколько секунд они уже спали.
Анника выключила лампу у них на окне, вышла в гостиную и осторожно закрыла за собой дверь.
– Им очень спокойно с тобой, – заметил Джимми Халениус.
– Я знаю их слишком долго, – сказала Анника и опустилась на диван рядом с ним. – «Актуэльт» в курсе.
– Нет, – ответил Халениус. – По-твоему, они читали телеграмму Рейтер?
Она пожала плечами.
– От новостных агентств приходит несколько тысяч сообщений каждый день. Большинство совершенно неинтересны почти для всех, но они всегда важны для кого-то.
Она посмотрела на него.
– Насколько обычны такие похищения?
Халениус выпрямился и потер глаза.
– На этот счет нет никакой надежной статистики. Они происходят главным образом в странах со слабой полицией, где практически не действует судебная система и царит коррупция. В Африке это наиболее распространено в Нигерии и Сомали, эти страны входят в десятку мировых лидеров по данной части. У тебя нет бутерброда или чего-нибудь перекусить?
Анника почувствовала, как кровь прилила к лицу, и торопливо поднялась.
– Извини, ты же голоден, будешь макароны с биточками? Разогретые в микроволновке?
Ей пришлось спросить. Томас не ел подобного, если только биточки не готовили вручную из лосиного фарша, а макароны не были приправлены трюфелями.
Анника пошла на кухню и открыла холодильник, достала пластиковую емкость, выложила из нее остатки ужина на фарфоровую тарелку и поставила ее в микроволновку. Потом набрала время на дисплее, трех минут должно хватить, нажала пуск. Устройство заработало.
Она пошла к мойке и вымыла банку, которую брала с собой на работу почти каждый день.
Закрытие дополнительных входов в редакцию означало, что никто больше не ел в «Семи крысах», считалось слишком долгим идти вокруг. Коробки с едой пришли на смену.
Она поставила банку на место.
Ей действительно не хватало «Семи крыс», купонов на еду и шведского стола с салатами, кофейного аппарата в углу и пыльных маленьких печенюшек рядом с пакетом с сахаром. Проблема с коробками состояла в том, что многие забывали о них, отправлялись на работу или шли в кабак и оставляли их в холодильнике навечно. В конце концов их содержимое невозможно было распознать.
Она наклонилась к двери кладовки и дала себе обещание.
Когда все закончится и Томас вернется домой, она начнет ходить в «Семь крыс» снова. Но больше никаких коробок.
Микроволновка пикнула три раза. Анника порезала помидор на куски в качестве украшения.
А телефон все не звонил, не звонил и не звонил.
– Не «Подвальчик оперы», конечно, – сказала она и поместила тарелку, столовые приборы и стакан с водой из-под крана перед статс-секретарем на придиванный столик.
– Мать Томаса еще жива, не так ли? – спросил Халениус, набивая макаронами рот. Он явно был голоден.
– Дорис, – сказала Анника. – Ну да.
– Ты должна позвонить ей.
– Да, – ответила Анника. – Или, пожалуй, тебе стоит сделать это.
Он отпил немного водопроводной воды.
– Почему?
– Она не в восторге от меня. Тебе нужна салфетка?
– Нет, и так нормально. И почему же?
Анника пожала плечами.
– Томас ведь был раньше женат на директорше банка. Я не столь хороша. Она считает, что ее сын мог найти кого-то получше. Холгер, брат Томаса, подыскал себе врача.
– А внуки?
Анника посмотрела на закрытую дверь спальни.
– У Холгера и его мужа Сверкера есть дочь по имени Виктория. Она живет у них вместе с подругами, лесбийской парой. Дорис просто обожает Викторию. Как тебе биточки?
– Немного холодные внутри. Твой отец ведь умер, верно?
Анника остолбенела. Ингвар, ее отец, был профсоюзным боссом на заводе в Хеллефорснесе, чем очень гордился, но это нисколько не помогло, когда в конце восьмидесятых данная деятельность стала невыгодной. Он начал давать волю языку и вылетел с работы вместе с сотней других, и в результате его страсть к алкоголю зашла слишком далеко. Он замерз насмерть в сугробе у дороги на Гранхед, перед развилкой на Таллхёбадет, когда Аннике было восемнадцать.