По мере выстраивания своей нехитрой стратегии, я постепенно успокаиваюсь. И слёзы проходят. Но вставать всё равно не хочется. Ничего не хочется. Апатия липкой ватой набивается в сознание. И тело ощущается вялым и неподъёмным. Ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Я так устала. Знаю, что надо собраться. Что надо бороться. Что надо не сдаваться. Выполнять свой план… Надо… надо… надо.

И я встану. И буду… но потом.

Сейчас я хочу просто лежать. Просто не шевелиться.

В своём состоянии отупевшей полудрёмы я почти не замечаю, что в спальне появляется Чотжар. Что некоторое время он торчит рядом с кроватью, пялясь на меня. А потом уползает, снова оставляя одну. Плевать. Я закрываю глаза.

День так и проходит. В полудрёме и апатии.

Проспав несколько часов, судя по моим ощущениям, я просыпаюсь, оттого что рядом опять появляется Чотжар. Ещё и склоняется надо мной. И снова буравит своим тяжёлым змеиным взглядом.

Подняв безучастный взгляд на хмурое лицо, я лишь вопросительно дёргаю бровью.

Что ты от меня хочешь?

Он раздражённо демонстрирует мне стопку одежды в своих руках. Уже полностью здоровых. И жестом велит вставать.

Хочется, его послать, но ри-одо такое вряд ли понравится. К тому же мне приказано рассказать безмолвному, что нужно моему организму для нормального существования. Зверушка должна выдать инструкцию по уходу за собой.

Поэтому встаю. И безучастно принимаю у хвостатого одежду.

Снова туника и штаны. Только на этот раз более… красивые что ли. На серебристо-серой ткани чёрный узор. Просто, но гармонично. И крой более женственный. Правда, снова нет никакого белья. И них что его не носят совсем?

Одеваюсь я прямо при змее. Мне теперь почему-то плевать. Пусть смотрит. Всё равно уже видел.

Вот только он почему-то становится всё более мрачным.

Что я опять не так делаю?

Хмуро кивает на выход. Встаю. Иду.

Там уже накрыт стол.

Для меня по-видимому.

Ладно.

Ри-одо нет, поэтому сажусь на диван. Мне не запрещали. Или тоже нельзя?

— Мне можно здесь сидеть? — поднимаю взгляд на Чотжара.

Скрипнув зубами, кивает.

— Ри-одо велел рассказать, что мне нужно, — произношу лишённым эмоций голосом. Тянусь к кусочкам мяса, которым меня вчера кормили. Аппетита нет, но я не имею права портить себе здоровье голодом. Я себе не принадлежу. — Трёх приёмов пищи в день для меня вполне достаточно. Температура та, что сейчас, тоже вполне комфортна. Можно мне расчёску?

Чотжар указывает кивком в сторону очистительного отсека.

— Уже там?

Снова кивок.

— Спасибо.

Вкус еды просто не ощущается. Но я упрямо ем. Пока лезет.

А, когда перестаёт, вежливо благодарю и иду в ванную. Змей ползёт за мной. Вот точно надзиратель. А может мне нужду надо справить? Тоже смотреть будет?

Но Чотжар лишь показывает мне то, что принёс. Странную чёрную штуку, похожую на гладкую лопатку с пупырышками. И какие-то флаконы.

Жестом велит закрыть глаза. И чем-то брызгает на мои волосы, когда я это делаю. А потом сам принимается водить по ним той самой лопаткой. Прикасается, хоть и не руками. Ощущения странные. И с моим колтуном происходит чудо. Волосы распутываются, становясь гладкими, как шёлк.

Удовлетворённо цокнув, Чотжар протягивает чудо-расчёску мне. И удаляется. Вряд ли из деликатности. Наверняка у него просто и других дел полно.

Когда я возвращаюсь из очистительного отсека, змеехвостого в апартаментах уже нет. И стол убран.

Мне остаётся только ждать.

Долго и нудно. Потому что снова идти осматриваться я не решаюсь. И сижу в спальне. Там, где по необъяснимым причинам чувствую себя наиболее уютно.

И чем ближе вечер, тем тяжелее становится у меня на сердце.

Но ри-одо не приходит. И Чотжар тоже. Обо мне словно забывают.

Сначала я всё тешу себя мыслью, что во времени запуталась. Что мне от скуки и безделия так показалось. Но вскоре мой желудок начинает голодно урчать, несмотря на очень сытный обед. И я понимаю, что времени прошло уже действительно очень много.

И тут внезапно всё помещение начинает гулко вибрировать. Пол вздрагивает. А потом приходит уже знакомое мне ощущение невесомости. Взвизгнув, я взлетаю вверх, беспомощно барахтаясь в воздухе. И в этот же момент гаснет свет. А я падаю обратно на кровать в полном ужасе, не понимая, что происходит.

А дальше начинается кошмар.

Теперь меня придавливает к кровати такой тяжестью, что, кажется, кости сейчас треснут. И пространство взрывается воем сирены. И гулом. Оглушительным настолько, что пробирает до нутра и закладывает уши.

Где-то за пределами апартаментов раздаются самые настоящие взрывы. Чудовищной силы. И пронзительные звуки, которые я даже опознать не могу.

Помещение в котором я нахожусь, при этом снова раз за разом вздрагивает, посылая болезненную вибрацию по всему телу. Свет пару раз мигает, освещая трещины, густой сетью покрывшие потолок и стены.

Происходит что-то ужасное. Из ряда вон выходящее. И это ясно, как белый день. Это уж точно не может быть просто посадкой. Все эти звуки… сирена… взрывы… визг разрываемого металла. На нас напали?! На корабль ри-одо напали? Враги? Мы все умрём?

Меня топит в панике. Животной. Дикой.

Вжимает в кровать всем телом. Кажется, ещё чуть-чуть, и она проломится подо мной. И меня размажет по полу. Мне уже самой хочется подвывать этой сирене. Или я уже это делаю. Кричу и вою. От страха. От боли. От чувства горькой несправедливости.

Стоило мне вернуть себе веру в то, что я смогу выжить, что не всё потерянно для меня… И вселенная снова наносит удар.

Радует только одно. Если я погибну на этом корабле, Соня всё равно будет спасена.

В какой-то момент нагрузка на организм становится настолько невыносимой, что мозг реагирует единственно возможным способом. Гасит моё сознание в спасительном обмороке. И я попросту отключаюсь, уплывая в спасительную тьму.

Но даже в ней я ощущаю эту удушающую тревогу. Она зудит на подкорке. Вынуждает метаться и стонать. Искать что-то… цепляться за чьи-то плечи. И с облегчением прижиматься к кому-то очень большому. И сильному. Способному, как защитить меня, так и уничтожить.

Сейчас его руки нежны. Дарят мне убежище от боли и страха. Снова.

— Я вас так ждала, мой господин, — благодарно шепчу потрескавшимися губами, прячась у ри-одо на груди.

— Кто она, брат? — врывается в мои кошмары смутно знакомый голос. Будто камни в горах ворочаются. Или спящий вулкан рокочет. — Зачем тебе эта хлипкая зверушка?