— Тебе показалось, — говорю я ей, сузив глаза.

Бэлла смеется, но ее смех больше похож на брызги яда, чем на искреннее веселье.

— Тигунов, — она подходит ближе и по-хозяйски поправляет мне ворот белоснежной рубашки своими тонкими пальцами с длинными красными ногтями, — ты не на ту напал. Я хорошо запомнила ее смазливое личико.

В ее черных глазах нет ничего хорошего, только месть. В этот момент раздается первый залп фейерверка, и я невольно вздрагиваю.

Бэлла собирается уходить, но я понимаю, что сегодня нельзя оставлять ее одну ни на минуту. Она такая безбашенная, без царя в голове, что может выкинуть что угодно. Не удивлюсь, если ей взбредет в голову, пойти и объявить в микрофон о нашей с Дианой интрижке всем гостям.

Я не могу позволить ей это сделать. Не могу оставить своего ангела один на один с этим исчадием ада. Это только наше с Дианой дело — сначала я выясню, что происходит у Ди и моего брата, а потом уже решу, как мне с ней поступить. Эта стерва не станет палачом для Дианы, ни за что!

— Бэлла, подожди… — в последний момент я ловлю ее ладонь и зажимаю в своей.

— Чего тебе? — спрашивает Бэлла, запрокинув голову и смотря мне в глаза.

Терраса наполняется звуками живой музыки. Какая-то медленная композиция в честь будущих молодоженов. Решение приходит моментально…

— Потанцуй со мной?

— Потанцуй со мной? — Гордей галантно протягивает мне руку, и я не в силах отказать.

Моя жизнь была бы похожа на сказку, если бы я не совершила глупость в ту ночь. Переспала с Кириллом, даже не догадываясь о том, кто он.

— Ди, улыбнись для меня? — шепчет Гордей, прижимаясь своим лбом к моему.

В его голубых глазах столько нежности и любви, что мне становится не по себе. Как я могла так с ним поступить? Где была моя голова?

Я улыбаюсь, но в глубине души нет и намека на улыбку. Слава богу, Гордей этого не замечает.

Как и моего разбитого состояния, как и слегка покрасневших глаз.

Я выскочила от Кирилла со слезами на глазах и забежала в гостевую ванную, чтобы привести себя в порядок. Хорошо, что у меня в сумочке нашлись пудровые салфетки и хайлайтер — макияж был бы безнадежно испорчен. Жаль, косметикой нельзя скрыть печаль в глазах…

И когда я уже собиралась выходить, прямо в дверях столкнулась с… Бэллой.

В своем красном облегающем платье в пол она была прекрасней, чем когда-либо. Ее идеально прямые черные волосы доходили до лопаток, придавали ей богатого лоска.

Я ограничилась коротким кивком и уже открыла дверь, когда она вдруг обратилась ко мне:

— Что, уже уходите, Диана?

Ее ласково-надменный тон заставил меня внутренне содрогнуться.

— Да, думаю, Гордей меня уже заждался, — ответила я ей, обернувшись.

— Ну-ну, — хмыкнула Бэлла и отвернулась к зеркалу, вызвав во мне огромное желание, послать ее к черту.

Что за двусмысленное «ну-ну», приправленное ехидной улыбкой? Неужели она что-то знает? Нет, не может этого быть.

Я тогда пулей вылетела из ванной, не желая больше оставаться в одной комнате с Бэллой.

Это было тогда, а сейчас…

Мы с Гордеем танцуем под одну из медленных композиций, и я потихоньку успокаиваюсь. То, что случилось, уже случилось, нужно думать, как быть дальше.

Первым делом, нужно выкинуть из головы Кирилла…

Я даже не успеваю додумать до конца эту мысль, как вижу его. Точнее, их с Бэллой, самозабвенно танцующих на импровизированном танцполе прямо под оливковым деревом. Как же они подходят друг другу! В их танце есть все: и страсть, и экспрессия, и чувственность.

Отчего-то мне становится совсем паршиво. Сердце в груди бьется о ребра, как израненная птица в клетке. Так и есть. Я — птица, которая попала в сети… Сама себя загнала в эти сети.

— Гор? — обращаюсь я к своему будущему мужу.

— Что, зайка?

— Уйдем отсюда?

Гордей кивает мне, и мы уходим со двора, полного народу. Перед тем, как скрыться в дверях, я бросаю еще один взгляд на танцующую пару — Бэлла очень чувственно проходится пальчиками по затылку Кирилла и прижимается еще сильнее.

Ревность затапливает меня с головы до пят. Я едва не спотыкаюсь о порог, не замечая ничего вокруг. Значит, недолго Кирилл страдал по мне? Сразу нашел утешение в объятиях Бэллы?

Кровь бурлит так сильно, что толкает меня на безрассудство. Мне хочется сделать что-нибудь, чтобы… Чтобы заглушить боль в сердце! Чтобы отомстить Кириллу, который уже и думать забыл о нашем разговоре!

— Иди ко мне, — шепчу я Гордею и притягиваю к себе, когда мы оказываемся наверху, на лестничной площадке.

Он охотно откликается, даже охотнее, чем я предполагала. Внезапно я понимаю, что наших поцелуев мало — его желание возрастает и, кажется, требует немедленного удовлетворения.

Решение приходит мгновенно.

— Что за дверь? — спрашиваю я Гордея между рваными поцелуями.

— Это домашняя библиотека, — отвечает он, продолжая целовать мою шею.

— Отлично, — я открываю дверь и тяну его за собой.

Хоть Гордей и удивлен моему напору, но не сопротивляется как прежде, когда я пыталась развести его на настоящий секс. Не знаю, что за глупости придумали Красновы-старшие с воздержанием до свадьбы, ведь мы уже столько времени вместе. Да и времена с их нравами совсем не те.

В библиотеке царит приятный полумрак. То, что надо. Гордей тоже это понимает и не теряет времени — едва за нами закрывается дверь, он накидывается на меня с поцелуем. Его губы такие мягкие, такие вкусные, такие родные, что я теряюсь в ощущениях. Неужели мой мальчик созрел?

Мы целуемся до тех пор, пока не перестает хватать воздуха.

— Детка! — с шумом выдыхает Гордей, когда я как бы ненароком провожу рукой по его напряженному члену.

Кажется, мне в голову хорошенько ударило шампанское, выпитое натощак, потому что я… Я хочу совершить что-нибудь безрассудное! Я даже хочу Гордея! Точнее, мое тело реагирует на его ласки, а вот душа… Плевать! Я стараюсь ни о чем не думать в этот момент. Тем более, сейчас все не как раньше, когда наши поцелуи не переходили границу дозволенного.

Я толкаю Гордея к стеллажам с книгами и хватаюсь за пряжку его ремня. Щелк! Расстегиваю одним легким движением, но что-то меня останавливает идти дальше, поэтому я просто прижимаюсь к Гордею крепче и целую в губы.

Однако сегодня мой парень настроен решительнее, чем я думала. По-крайней мере, решительнее меня. Он вдруг отстраняется, но только для того, чтобы подхватить меня под бедра и усадить на небольшой письменный стол.