class="p1">– Это просто… дикость какая-то, – вырвалось у меня, а Квинн, не дав мне договорить, спросил:

– Кто такой Клавиго?

Хотя бы на это у меня нашёлся ответ. Я указала на бронзовую статую в сюртуке и цилиндре, возвышающуюся на соседней могиле:

– Это Клавиго. Клавиго Берг, народный поэт, умер в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

Я была так хорошо осведомлена, потому что только этим летом начищала табличку на плите щёткой и порошком до тех пор, пока наконец снова не показалась надпись. Всё это в рамках инициативы дяди Томаса по приведению нашего кладбища в порядок. Работка, конечно, довольно скучная, но, когда видишь её плоды, это не может не радовать.

Квинн уставился на скульптуру. У Клавиго Берга был такой вид, будто он вот-вот начнёт декламировать стихи. Голова немного склонилась вбок, рот приоткрыт, рука на талии, кисть другой руки застыла в драматическом жесте рядом с отворотом сюртука.

– «Прощай и не унывай», – пробормотал Квинн. – Могу поклясться, что его рука ещё несколько минут назад была на шляпе.

– Нет, он всегда в таком положении, – заверила его я. – При жизни он был жутким задавакой. Приказал после смерти написать на могиле: «Ты будешь жить вечно в своих произведениях». Хотя, может, так распорядилась его гордая мамаша. К сожалению, в интернете нет даже его имени, не говоря уже о стихах. Хотя, может, если бы он не умер в тридцать два года, у него было бы время написать несколько хороших стихотворений, кто знает? Как бы там ни было, эта скульптура внесена в список культурного наследия и охраняется государством. Не из-за самого поэта, а, скорее, из-за скульптора, который…

– Пошли в цветочную лавку, – перебил меня Квинн.

– Ладно.

Я развернула коляску, в душе отчитывая себя за безудержный поток болтовни, с которым не совладала от волнения. Ведь надо было выяснить столько всего гораздо более важного. Несколько шагов я молчала, чтобы осознать, что же только что произошло и как мне себя вести, но очень скоро бросила эти попытки и перестала сдерживаться. Вопросы посыпались один за другим:

– «Этот в шляпе» – речь о дедуле в клетчатой шляпе? Как он связан с твоим несчастным случаем? Кто такая синеволосая? Твоего биологического отца действительно зовут Юри Ватанабе? Откуда профессор Кассиан знает тебя, если ты его никогда не видел? Почему он разговаривает с бронзовой статуей?

– Откуда он знал, что сможет меня здесь найти? – Квинн воспользовался тем, что я решила перевести дух, и принял эстафету. – Что он вообще делал на этом кладбище, если, как он выразился, его ждали «срочные дела»? И что он имел в виду, когда говорил, что дедулю в шляпе нам «пока бояться не стоит»?

Ни одного ответа я не получила, но слово «нам» меня очень порадовало.

– Может, всё дело в наследстве? – поспешно предположила я. – А профессор-тросточка, например, юрист, который занимается завещанием твоего отца. «Никто из нас не знал, что у него остался ребёнок». Возможно, это значит, что на это наследство было много претендентов, но теперь, конечно, его никто не получит, кроме тебя.

– Гм, – промычал Квинн.

– Может, ты теперь будущий обладатель какого-нибудь замка, или фирмы, или известной беговой лошади, или исчезнувших дневников Леонардо да Винчи, или волшебной музыкальной шкатулки… – Я запнулась, успев замаскировать хотя бы магическую шкатулку наигранным приступом кашля.

«Кажется, я начиталась слишком много фантастики».

Квинн некоторое время молчал, а затем тихо произнёс:

– Я никогда не видел моего… Юри Ватанабе, потому что он погиб в аварии ещё до того, как мама узнала, что ждёт ребёнка. – Квинн поднял руку, чтобы привычным движением, как всегда в своей небрежной манере, смахнуть со лба волосы. Я видела, как его рука на секунду замерла, коснувшись короткого ёжика на голове, словно на какой-то момент Квинн забыл о бритом черепе и шрамах. – Она ничего мне толком о нём не рассказывала, потому что сама познакомилась с ним всего за пару недель до его смерти. Честно говоря, я никогда особо и не расспрашивал. Может, в этом моя ошибка.

Мы обогнали двух старушек, которые прогуливались под ручку по главной аллее.

– А как насчёт бабушки и дедушки, его родителей? – спросила я, толкая коляску через калитку кладбища на тротуар, и пугливо оглянулась на наш дом. («Как бы пройти мимо него и остаться незамеченными».)

Квинн покачал головой:

– Перед тем как я родился, мама пыталась что-то о них выяснить, ну вдруг я однажды захочу с ними познакомиться. Она искала хоть какую-то информацию о моих японских корнях. Но родители моего отца уже умерли, а других родственников не осталось, кажется. Или… надо будет ещё раз её спросить, в прошлые разы я не очень внимательно слушал.

– Может, она знает этого профессора.

– Да, возможно. О, ты снова летишь как ракета. Из-за Ябеды-Марихен?

Я вовсе не летела, просто немного ускорила шаг. Чем быстрее мы пройдём мимо домов под номерами 14 и 16, тем выше наши шансы проскочить незамеченными и избежать лишних тягостных расспросов. Но такая удача нам, конечно же, не улыбнулась. Как раз в этот момент Леопольд возвращался домой с урока игры на гобое. Заметив нас, он подъехал к тротуару и остановился прямо перед нами. На долю секунды в моей голове промелькнула мысль, что надо бы просто оттолкнуть его в сторону и продолжить путь. Я как раз набрала нужный темп.

Но Квинн наблюдал за происходящим из своей коляски, и мне пришлось остановиться.

Кудрявые локоны Леопольда выбились из-под велосипедного шлема и торчали в разные стороны, лицо покраснело от напряжения. В общем, выглядел он не очень-то привлекательно.

– Привет, Квинн, – сказал он, отделяя паузой каждое слово. – Как замечательно, что ты снова дома. Получил открытку от ребят из нашего кружка по биологии? – Квинн молчал, и Леопольд продолжил говорить, повысив голос: – По би-о-ло-ги-и! Перед аварией, которая с тобой произошла, мы вместе ходили в этот кружок. Наша учительница, госпожа Шлютер, передавала тебе наилучшие пожелания.

Я не видела выражения лица Квинна, ведь я стояла за его спиной, но он по-прежнему молчал. Наверное, мой двоюродный брат ошарашил его своей напористостью. Кажется, Леопольд тоже это заметил. Его речь стала ещё медленнее, теперь он делал акцент почти на каждом слове:

– Шко-ла! Помнишь, что такое школа? Туда ходят, чтобы у-чить-ся. Я… – Тут он потыкал себя в грудь указательным пальцем. – Я Леопольд. Я жи-ву вон в том до-ме. Я…

– К сожалению, полный идиот, – перебила я Леопольда, передразнивая его нравоучительный тон. – Я преграждаю людям путь и раз-го-ва-ри-ваю с ними как с ма-лень-ки-ми детьми.

Леопольд надулся от