– Так не может продолжаться! – выкрикнул Сет Бранч. – Лучше уж перебить это зверье как можно скорее! – И, обернувшись к шерифу, приказал: – Собирайте людей, пусть возьмут ружья и побольше патронов, чтобы мы могли уничтожить всех животных в Пойнт Блаф.

– Вы не сделаете этого! – запротестовал доктор. – Если убьете всех коров, фермеры будут обречены на нищету.

– А вы предпочитаете сойти с ума? – зарычал математик. – Как долго, по-вашему, мы сможем выдерживать эту атаку на наш мозг? Сколько дней?

Он схватил врача за воротник и встряхнул его. Шерифу пришлось разнимать их.

Пегги Сью подошла поближе, собираясь объяснить им, что поголовное истребление животных – плохое решение, но ее оттолкнули, не дослушав. Ведь она была всего лишь ребенком.

Шериф собрал мужчин у своего кабинета, чтобы приступить к раздаче оружия. Однако, стоило его заместителю первым взяться за оружие, как он рухнул, схватившись обеими руками за виски. Окружавшие его люди повели себя так же. У многих пошла носом кровь.

– Что происходит? – спросила Джулия, наблюдавшая за этой сценой через облупившиеся окна нижнего этажа.

– Животные поняли, что должно случиться, – объяснила ей Пегги. – Мне кажется, они увеличили диапазон громкости… чтобы их передачи невозможно было вынести.

На улице Сет Бранч, шериф и его люди корчились в пыли, раздирая себе лоб и вырывая волосы на голове. Крики животных раздавались в их мозгу, будто в громкоговорителе во время ярмарки.

– Животные не допустят, чтобы их перебили, – прошептала Пегги. – Все оказалось сложнее, чем я думала. В определенном смысле телепатические волны позволяют им контролировать нас.

– Что ты несешь! – прошипела Джулия, побледнев.

* * *

Пришлось отказаться от охоты. Охваченные тревогой люди толпились у окрашенных синей краской окон большого зала… Всем хотелось увидеть, что происходит на улице, поэтому пришлось процарапать дырочки в нескольких местах, затем жаждущие заглянуть наружу сквозь эти импровизированные «замочные скважины» стали отталкивать друг друга.

Животных нигде не было видно.

– Складывается впечатление, что они покинули своих хозяев, – объяснила миссис Гангуэй. – Даже домашние – собаки, кошки. Они удрали и присоединились к… диким животным. Лисам, барсукам, рысям.

– И правда, – продолжила Флосси Джонсон. – Коровы ушли из хлева, бродят по лугам вместе с лошадьми. Как будто больше не хотят подчиняться людям. Невиданное дело.

– Доктор говорит, что голубое солнце, возможно, сделало их умнее нас! – горевала миссис Пикинс. – Просто волосы встают дыбом.

– Мир перевернулся, – пришло к заключению ученое собрание.

* * *

Постепенно Пегги Сью стала замечать, что кое-что меняется у нее в голове. Лай становился… каким-то другим. Похожим на бормотание. Труднообъяснимое ощущение. Как будто собака пыталась произнести слова на языке людей. В результате получалась какофония: отчетливо различимые слоги перемежались рычанием.

– Это напоминает мне научно-фантастические фильмы, где внеземные существа пытаются говорить на нашем языке, – призналась девочка своему другу Дадли.

– И что же тебе рассказывает твоя собака? – поинтересовался мальчик с еле скрываемой неприязнью.

Задавая этот вопрос, Дадли с бесцеремонным упорством разглядывал лоб собеседницы.

– Не смотри на меня так! – возмутилась Пегги Сью. – Не думаешь ли ты, что услышишь лай из моих ушей?

Поведение мальчика причиняло ей боль. Пегги испытывала симпатию к Дадли, хотя и старалась не слишком много думать об этом.

А собака быстро делала успехи. Менее чем за два дня она научилась произносить простые фразы.

«Пес манипулирует мною, – догадалась девочка. – Он использует мои воспоминания, знания. Вытягивает из меня то, что ему нужно».

У нее возникло ужасное ощущение, что кто-то роется у нее в мозгу, один за другим открывая ящички ее ума. Пес копошился, опрокидывая все, опустошая полки и оставляя себе только то, что могло ему пригодиться.

Этот грабеж так изматывал Пегги Сью, что она стала страдать провалами в памяти.

«Эта собака, – размышляла девочка, – опять украла у меня воспоминание!»

И наконец однажды, когда только Пегги бодрствовала в дортуаре, гудящем от храпа, в ее голове раздался голос. Удивительно тихий, детский и старческий одновременно голосок.

«Так мог бы говорить гном или домовой», – тут же подумала девочка.

Это был голос существа, которое никогда не говорило человеческим языком и старалось делать это с трогательными передышками, как маленький ребенок. Пегги Сью тем не менее поморщилась.

– Это я, – сказал голубой пес. – Теперь я могу говорить твоими словами… Я научился.

– Я знаю, – мысленно ответила Пегги, – ты копался в моей голове, как будто искал старую кость, мне кажется, в моем мозгу полно дырок.

– Похоже на правду, – ответил пес. – Мне это быстро удалось. Я умнее других животных. Понял, как работает твой мозг. Знаю также, что ты не такая, как другие нормальные девочки. Знаешь богов.

– Каких богов? – удивилась девочка.

– Тех, что создали голубое солнце, – сказал пес.

– Это не боги! – возразила Пегги. – Это призраки… Они все время причиняют зло.

– Замолчи! – прорычал пес (и его голос прозвучал, как укус, заставивший девочку сжаться в комок). – Нельзя говорить плохо о богах. Ведь именно они подарили нам разум.

Пегги прижала руки к вискам. Ей показалось, что зубы собаки вонзились ей в мозг.

– Я знаю, что ты видишь их, – вновь заговорил пес. – Просмотрел мозги других людей, из тех, кто тебя окружает, так они не догадываются о присутствии призраков.

– Ты должен опасаться воздействия солнца, – подумала Пегги Сью. – Смотри, что оно сделало с людьми. Они сошли с ума.

– У людей хрупкие головы, – хихикнул пес. – Это несовершенная, тупая раса. Люди воюют между собой, любят деньги, роскошь. Придумали работу… ничего подобного не существует у нас, животных. Мы живем в согласии с природой, довольствуемся малым, мечтаем, полеживая на солнце. Наша жизнь коротка, но мы хорошо ею распоряжаемся, жизнь людей ужасно длинна, но они не знают, чем ее наполнить, и скука вынуждает их совершать чудовищно глупые поступки.

– Но солнце… – перебила его девочка.

– Солнце не причинит нам вреда, – затараторил голос в мозгу. – Наш разум устроен лучше, чем у людей. Он работает по-другому. Когда жители Пойнт Блаф начали загорать, чтобы стать умными, то с наступлением ночи забывали все, что узнали в течение дня, а с нами этого не произошло. Наши знания закреплялись окончательно. Что свидетельствует о нашем бесспорном превосходстве.

Собачья речь была пропитана тщеславием. И впервые Пегги почувствовала настоящую неприязнь к этому псу. «Он сошел с ума, но не отдает себе в этом отчета», – подумала она.