Меры, принятые Популасом, возымели свое действие. Обитатели Мэни-сити отныне предпочитали больше не болтать, опасаясь быть подслушанными многочисленными агентами полиции. Вслух теперь стало принято только хвалить мудрость мэра и восхищаться князьями. Так оно спокойнее.

Гражданское собрание открылось через три дня в самом крупном казино города (другого подходящего помещения после разгрома мэрии просто не нашлось). За игровыми столиками сидели более полутора сотен самых богатых и почтенных граждан Мидаса: банкиры, торговцы, предприниматели, чиновники. Журналистов в зал пустили только на несколько минут, чтобы те су-мели сфотографировать первые, самые торжественные минуты открытия собрания и взять несколько блицинтервью. Затем их выпроводили в здание соседнего ресторана, где для пишущей братии уже накрыли столы с дешевым вином и простенькими закусками. Впрочем, всего этого было в изобилии, так что никто не жаловался.

Мэр Донатас Популас появился в зале ровно в восемь часов вечера под гром аплодисментов. Он был одет в пурпурный мундир с золотыми аксельбантами. Грудь украшала белая атласная перевязь с десятками орденов и медалей (разумеется, ордена Федерации и Свободных Миров были предусмотрительно сняты). Пухлое, розовое лицо мэра сияло, однако даже специальная пудра не смогла скрыть темные круги под его глазами. Прошедшие дни террора стоили, в общем-то, довольно безобидному чиновнику очень дорого. Однако чего не сделаешь ради блага народа!

Чуть позже вошли и три князя, одетые в строгие черные фраки (на этом решительно настоял Популас). При появлении Алгиса Аббебе, Шарима и Франца Штольберга все Гражданское собрание дружно поднялось. От грома аплодисментов и криков «Ура!» и «Слава Клондайку!» задрожали хрустальные люстры.

Князья вежливо раскланялись и уселись в трех роскошных креслах, обтянутых красным бархатом. Мэр Популас вышел чуть вперед, держа в руках несколько листков с заранее заготовленной речью. Ему хотелось сказать о многом, логично обосновать тот беспредел, который творился в последние дни на Мидасе. Но увидев радостные лица знати, готовой кричать «Ура!» по поводу и без повода, мэр вдруг решительно изменил весь план действий. Подняв руку, он указал в дальний, темный конец зала, где за скромными столиками сидело несколько самых влиятельных журналистов.

— Газетчики еще там? Даю им одну минуту, чтобы эта шваль сделала надлежащие фотографии для завтрашних выпусков. Тексты передовиц будут присланы в редакцию через пару часов… И пусть эти сволочи попробуют изменить хотя бы одно слово! Ну все, готово? А теперь прочь отсюда, прочь!

Члены Гражданского собрания дружно обернулись и с явным удовольствием стали наблюдать за тем, как люди из службы охраны бесцеремонно выпроваживают известных журналистов. За последние полтора года пишущая братия обрела на Мидасе большой вес. Многие писаки до того обнаглели, что стали покусывать в своих виршах даже знать! Нередкими стали статьи о повальной коррупции в среде чиновников, о педофилии в кругах высшей аристократии, о повальной наркомании среди отпрысков знати и тому подобных мелких шалостях. От критических стрел не мог скрыться даже сам мэр Популас, которого обвиняли в гомосексуализме! Но теперь времена переменились и шакалам пера наконец-то указали на их место возле информационной параши.

Кое-кто из банкиров, кому особенно досталось от газетчиков, даже зааплодировал, не скрывая радости. Эти аплодисменты придали мэру еще больше уверенности. Когда двери в зале наконец-то закрылись, он демонстративно разорвал свой доклад и бросил клочки бумаги на пол.

— Всю ночь я писал этот чертов доклад, — с ухмылкой обратился он к опешившему залу. — Думал, как получше и покрасивее обратиться к виднейшим гражданам Мидаса. Но, оказавшись здесь, я понял, что это ни к чему. Мы же все свои люди, чего же нам хитрить друг с другом? Я хотел сегодня торжественно объявить начало предвыборной кампании. Мы должны были выслушать выступления кандидатов в шерифы, обсудить их программы, задать вопросы… Но к чему эта тягомотина? Наши уважаемые князья договорились, по крайней мере в течение первого года, совместно править Клондайком, образовав Триумвират шерифов. Так попросим же новых правителей приступить к исполнению своих обязанностей буквально с этой же минуты!

Зал взорвался радостными криками. Все встали, приветствуя новых шерифов громом аплодисментов.

Князья переглянулись. Даже они не ожидали от мэра такой прыти.

— А этот Популас не такой уж глупец, — процедил сквозь зубы Шарим. — Похоже, мы с ним отлично сработаемся.

Он встал и протянул руку, успокаивая зал.

— От имени Триумвирата благодарю Гражданское собрание за высокое доверие, которым вы… которым мы… Черт побери, язык можно сломать от этих высокопарных слов! Да и кому они нужны? Мы все — одного поля ягоды. Каждый нажил свое состояние разбоем, воровством или мошенничеством. Каждый научился доить быдло, гордо именующее себя пограничниками. Так Клондайк жил двести лет, и жил весьма неплохо!

Но за последние полтора года все в нашей жизни изменилось к худшему. С появлением Моргана Чейна быдло подняло голову! На всех углах заговорили о каких-то свободах и каких-то законах. Дошло до того, что и убить-то никого нельзя без лишних хлопот!

Многие в зале настороженно переглянулись. Суровый нрав Шарима был всем хорошо известен. Да, элита Мидаса умела доить народ, но ее-то тоже доили князья, и не менее беспощадно! Морган Чейн впервые гарантировал элите безопасность, а безопасность стоила очень дорого! Но, похоже, теперь возвращались старые, отнюдь не добрые времена…

Уловив перемену в настроении зала, Шарим усмехнулся.

— Когда я говорил об убийствах, я вовсе не хотел вас запугать, — добавил он. — Никто из Триумвирата не собирается наезжать на наших сторонников. Напротив, мы готовы к деловому сотрудничеству с самыми лояльными гражданами Клондайка. Но я вижу, что на это собрание пришли далеко не все, кого мы приглашали… Кому-то, по-видимому, не по вкусу перемены, кто-то хочет возврата старых времен. Не дождутся!

Эти слова Шарима утонули в громе аплодисментов и криках «Да здравствует Триумвират!», «Слава шерифам!» и тому подобным. А потом все подняли бокалы с шампанским и дружно выпили за здоровье новых властей.

Популас глубоко вздохнул и, достав носовой платок, вытер с лица обильный пот. А потом он махнул рукой, и в зал с разных сторон впорхнули десятки полуодетых девиц. Они держали на плечах кувшины с самыми изысканными винами.

Первые в истории Клондайка истинно демократические выборы закончились дикой оргией.

В пятидесяти километрах ниже Мэни-сити по течению реки, в огромной впадине Айхо, напоминавшей воронку от падения крупного метеорита, полицейские построили первый в истории Клондайка концлагерь. Собственно, и прежде в этом месте было принято держать под охраной арестантов. До появления на Мидасе Моргана Чейна свод гражданских законов напоминал тоненькую брошюрку, но все же кое-какие правила общественной жизни существовали. Убийство человека издревле не считалось в Клондайке большим грехом, особенно если оно совершалось в сравнительно честном поединке. О гуманоидах, которых на Мидасе пруд пруди, разговор вообще не шел. Никто и не думал преследовать граждан Клондайка за такие невинные вещи, как наркоторговля, контрабанда, торговля людьми и содержание притонов. Более того, эти виды бизнеса считались вполне легальными и достаточно почетными.