Слуга58

Никаких сомнений: Алвин говорил о Лусио, единственном из освобожденных негров, кому позволялось ходить по дому. Он был кем-то вроде сторожевого пса и порой ночевал в комнате для гостей. Сдержанный и скрытный, но не дурак: у него были любовницы и дети. Он мог рассчитывать на снисходительность барона, смотревшего на похождения слуги сквозь пальцы. А негры — это негры, что уж тут. Принимая соляные ванны, Анжелика обычно звала его — потереть себе спинку.

Садовник112

Когда бесхозные кони появились в городе, пустившись на лужайки, в сады и огороды, садовник решил возвести укрепления вокруг вверенной ему территории. Но однажды он забыл запереть дверь в оранжерею, туда зашел белый конь и начал жевать гортензии. Садовник попытался прогнать его кнутом, но конь повернулся к нему мордой и встал на задние ноги. Казалось, он не только умеет думать, но и постоянно увеличивается в размерах. Иначе как он мог подняться по лестнице на веранду и постучать в дверь передними копытами? К сожалению, садовник имел привычку пить, и его высмеяли. Возможно, несправедливо, — другие садовники города рассказывали (или держали про себя) похожие случаи. Бывший раб барона Итапура в предсмертном бреду пытался отогнать от себя двенадцать коней, причем один из них, огненного цвета, был Иудой Искариотом.

Ж. Б. Канастра1

Несмотря на его выпады против меня и моего неизлечимого провинциализма, он — необходимое звено этой хроники. Он обеспечивает связь времен, он — единственный из наших современников, кто знал Луиса Алвина; я познакомился с ним в исключительно благоприятный момент, когда Канастра был готов рассказать все, что знал. Я не очень-то полагался на его память, однако думаю, что основу истории он помнил хорошо, к тому же образ Анжелики оживил его память. В конце 70-х мы с ним делили на двоих квартирку в Кампинасе, но почти не виделись: «мумия» (так его звали из-за возраста и высохшей кожи) работал по ночам — не знаю, где, — и возвращался домой через полчаса после моего ухода. Что он пользовался моими тетрадями, это ладно; проблема встала, когда в нескольких газетах он высмеял мои труды. (Я опубликовал тогда несколько заметок в разделе «Смесь», не обратившись к бесценному носителю исторических сведений.) К счастью, эти насмешки прошли незамеченными. Кроме того, он не платил за квартиру в срок, считая, что я — его должник из-за историй, которые он мне рассказывал. Когда я приходил, квартира была перевернута вверх дном: везде сигарный пепел, книги, газеты. Терпение мое окончательно лопнуло, когда он притащил своего брата, примерно в том же жанре, и тоже члена Кампинасской Литературной Академии. Я едва не спустил этого персонажа с лестницы.

Узнав, что Канастру задавили насмерть, я испытал известное облегчение, смешанное с горечью, но несильной. Переходя улицу, он выронил книгу, а когда пытался ее подобрать, был сбит фургоном. На похороны я не пошел.

Анжелика, самка122

«Он обошелся со мной как с самкой», — написала Анжелика и улыбнулась. Громадное расстояние между плаксивым тоном дневника («покрытая и униженная») и ее истинными чувствами говорило о таланте Анжелики к драматизации. Если чего не происходило, это следовало выдумать. Конечно же, она всячески способствовала тому, чтобы все происходило так, как оно происходило на самом деле. Во-первых, выйдя из ванной, Анжелика накинула лишь прозрачный пеньюар; во-вторых, она вышла на лестницу расчесать волосы перед зеркалом, зная, похоже, что Алвин в нетерпении; и в-третьих, она попыталась скрыться на четвереньках, когда Алвин прижал ее у перил. Так она выставляла напоказ розовую попку; Алвин пустился догонять, настиг ее на седьмом прыжке, схватил за плечи, — и пеньюар сполз наполовину. Анжелика содействовала Алвину и дальше, включая сцену, описанную в дневнике, когда он, ввинтившись в нее сзади, погнал ее наверх.

Алвин115

Отчетливые воспоминания о том приключении в гимназии всегда преследовали Алвина перед сном — так, что он не мог думать ни о чем больше:

Лицо Анжелики, повернутое в сторону стены с объявлением, полузакрытые глаза, говорившие о капитуляции тела, Алвин, работающий внутри нее, между тем как объявление грозило: «Санитарное состояние города внушает опасения».

Он вошел в нее сзади — Анжелика наклонилась над письменным столом, — белизна церковных стен за окном бросала отсвет на ее бедра, придавая им туманную, сонную нежность. И тогда в дверь постучали.

Анжелика, в юбке, задранной кверху, выпрямилась и укусила Алвина за ухо, словно желая сказать тому, за дверью: «Мы целуемся». Рот ее раскрылся, впуская воздух, в то время как Алвин яростно, будто дровосек, сделал еще несколько толчков и кончил в нее. «Ты с ума сошел», — произнесла она, высвобождаясь, с головой, мокрой от пота. Это была уже другая Анжелика, готовая прыгнуть в окно. И они прыгнули. Стук в дверь не прекращался.

Кочегар167

Алвин видел его только один раз, мельком, но потом никогда не забывал его и ненавидел всю жизнь. То был необыкновенный добряк и весельчак, любивший приукрашивать истории, которые ему приходилось слышать в дороге.

Тем утром он услышал, что некая баронесса из Кампинаса запятнала собственную честь и, вместо того чтобы брать за это деньги, платила их. И платила в той мере, в какой получала требуемое.

Как человек невежественный, он спросил у своего начитанного товарища, правда ли, что это есть признак конца времен, как сказано в Библии.

Круг165

Вот что Круг беспрестанно повторял во время приступов своей болезни: «Kennst du das Land, wo die Citronen blühen, im dunken laub die Gold-Orangen glühen, kennst du es wohl?»[12]

Патросинио84

Почему этот пылкий негр, разбивший оковы миллиона бразильцев, проиграл выборы 1890 года? Да, негры не голосовали, но имелась и другая причина. Как человек с единственной целью в жизни, он, достигнув ее, мгновенно ее потерял. После издания Золотого закона звездный час Патросинио, когда им восхищались толпы людей, навсегда прошел.

На рубеже веков он пробовал построить аэростат, но ему явно недоставало для этого необходимых познаний.

Барселос96

«Досточтимый г-н барон.

Стоило Вашей Светлости покинуть этот нечестивый город в обществе верного слуги, как поползли странные сплетни, затрагивающие Ваши сугубо личные интересы.

Касаться этого предмета для меня нелегко, но поскольку речь идет о столь светлом и возвышенном уме, как Ваш, разъяснения на этот счет представляются тем более необходимыми.

Предположите, что некто уезжает по делам, будучи предаваем в своем собственном доме теми, кому всемерно доверяет. Существует ли большая несправедливость? Человек оставляет свой семейный очаг с верой в незыблемость нравственных устоев, — и с первым же его шагом эти устои повергаются в прах.