В конце 1917 года генерал Людендорф уже не видел причин, по которым Германия должна становиться демократической и парламентской страной. По его мнению, любая уступка приведет лишь к скорейшему разгрому. Х.С. Чемберлен, родившийся свободным англичанином, стал в Германии Бисмарка и кайзера ревностным пангерманистом, находившим полной несуразицей то, что «наши немецкие демократы считают Британию родиной политической свободы. Парламентаризм – это главный порок современной эпохи». Так же как Гитлер, которого десять лет спустя он приветствовал как спасителя Германии, Чемберлен переводил «парламент» словом «говорильня». В 1941 году, уже во времена Третьего рейха, гитлеровский профессор Фриц Гартунг хвалил Бисмарка за сопротивление вторжению западного парламентаризма в Германию. Однако известный историк Макс Вебер говорил в 1918 году: «Политическое наследие Бисмарка? Он оставил после себя нацию, лишенную какого бы то ни было политического образования, лишенную всякой политической воли, приученную к мысли о том, что великие государственные мужи решат за нее все политические вопросы, нацию, которая с фатализмом принимает все, что было решено помимо нее».

После 1945 года некоторые немецкие историки вновь принялись обелять Бисмарка, называя его канцлером мира, честным игроком и еще бог знает кем. К этому хору не присоединились те немцы, которым дороже истина, – как всегда, ничтожное меньшинство. Профессор Фридрих Майнеке сказал: «Трагическая история Первой, а особенно Второй мировой войны вынуждает нас спросить себя, не следует ли нам искать семена этих катастроф в натуре Бисмарка… Целое поколение поддалось гипнозу Бисмарка и не осознало катастрофических последствий его политики… Невзирая на всю разницу между его асоциальной автократией и гитлеровским национал-социализмом, мы должны считать Бисмарка предтечей Гитлера». Профессор Герхард Риттер тоже вынужден признать, что «…основание Германской империи на началах монархической авторитарной власти, а не на началах либерального движения нации оказалось губительным для развития германского либерализма… своей автократией Бисмарк задушил всякую политическую независимость, всякую волю к ответственности».

Известный теолог профессор Карл Барт считает, что сегодняшние немцы видят в национал-социализме прискорбную случайность, табу прошлого. Они отказываются видеть в гитлеризме «последнее следствие предпринятого Бисмарком насильственного объединения Германии железом и кровью». Профессор Вильгельм Рёпке тоже говорит о роковом политическом решении 1866 года и добавляет, что образ мыслей Бисмарка разрушил Германию изнутри и снаружи. Его силовое решение толкнуло Германию на путь, который с фатальной неизбежностью привел через 1914, 1933 и 1939 годы к нынешней катастрофе Германии и всей Европы. Далее профессор цитирует слова Шиллера: «Для деспотических государств не существует иного спасения, кроме их падения».

Профессор Фёрстер говорит, что Бисмарк «стал провозвестником морального разложения Европы, что после него Германия милитаризовалась до такой степени, что ощутивший угрозу мир сумел так эффективно организоваться, что немецкая агрессия привела к неминуемому поражению Германии». Профессор Левин Л. Шюкинг говорит, что Бисмарк ненавидел демократию всей душой. Железный канцлер ошибался, утверждая, что Германию надо только посадить в седло, а дальше она поедет уже сама. Когда Германия в 1918 году сбросила с себя путы авторитарного правления и могла вкусить плодов Веймарской республики, стало ясно, что немецкая нация не способна сама формировать свою историю. Бисмарк был обожествлен, и это обожествление непоправимо погубило демократическое развитие Германии и выродилось в героическое поклонение Третьему рейху. Профессор Людвиг Дегио говорит, что Германии всегда недоставало универсальной нормативной идеи, такой, какие порождали другие нации. Великобритания была поборницей свободы, Франция в 1789 году обратилась ко всему человечеству, и даже Россия в 1917 году провозгласила наступление новой эры для угнетенных масс. Германия никогда не брала на себя такой убедительной миссии.

Обратимся теперь к двум величайшим немецким писателям современности. Шваб Герман Гессе, размышляя о германской трагедии, думает, «что могло бы получиться и вызреть, если бы новая Германия сплотилась вокруг старой демократической Швабии, а не вокруг остатков Священной Римской империи или бисмарковской Пруссии». Томас Манн оставил нам нелицеприятный портрет Бисмарка, «истерического колосса, жестокого и сентиментального, необычайно коварного гиганта, отличавшегося циничной откровенностью». Своими аппетитами Бисмарк мог поспорить с Гаргантюа, способностью и страстью к ненависти он напоминал Лютера – короче, Бисмарк был немецким антиевропейцем. Законченный макиавеллист, он своими триумфальными успехами привел в полное замешательство либеральную Европу. В Германии он усилил рабское преклонение перед властью. О достижениях Бисмарка Томас Манн говорит, что Германская империя не представляла «нацию» в демократическом смысле этого слова. «Это была чисто властная структура, имевшая целью добиться гегемонии в Европе». Она казалась современным государством, но была привержена воспоминаниям о средневековом блеске. Именно это обстоятельство делало столь опасной империю Бисмарка – смесь жесткой своевременности, эффективной модернизации и мечтаний о прошлом. Словом, это был высокотехнологичный романтизм. Рожденная войнами грешная Германская империя прусской нации не могла быть ничем иным, как военной империей. «Как таковая она жила, будучи занозой в теле Европы, как таковая она и погибла».

Музыка Рихарда Вагнера – конечный результат развития европейской музыки. Написав несколько опер в традиционной манере, Вагнер принял участие в революции 1848 года и был вынужден бежать. В изгнании он разработал свой революционный музыкальный стиль, который – после периода ожесточенных нападок – покорил Европу. Одним из самых ранних почитателей Вагнера был Ницше, познакомившийся с композитором в Швейцарии. Ницше написал восторженное эссе о его миссии и в «Рождении трагедии» исказил исторические факты о происхождении греческой трагедии, чтобы доказать, что музыка Вагнера стала кульминацией двухтысячелетней истории развития искусства. С помощью своего почитателя баварского короля Вагнер смог создать собственный театр в Байройте, и Ницше был приглашен на его открытие. Философ был до крайности разочарован. Вагнер изменился настолько, что мгновенно развеял все романтические иллюзии Ницше. Вагнер стал немецким мастером, хотя Ницше очень хорошо понимал, что его музыка была обращена к художникам с усложненным космополитическим вкусом. Вагнер к тому же стал антисемитом. Ницше уехал и больше никогда с ним не встречался.

Впрочем, Вагнер всегда был антисемитом. Уже в 1852 году он говорил о засилье еврейских денег и высмеивал Мендельсона. Евреям он советовал: «Помните, что только одно может избавить вас от тяготеющего над вами проклятия: освобождение Вечного жида – ваше вымирание». Он написал эссе, которое в Третьем рейхе было в качестве введения предпослано сборнику расистских писаний Гобино «Арийский человек», и это было логично, ибо Вагнер пишет, что Гобино испытал кровь современного человечества и нашел, что она непоправимо испорчена. Это очень верный вывод, добавляет Вагнер. По его мнению, Гобино справедливо утверждает, что человечество состоит из неравных рас, которые не могут быть уравнены. Самая благородная раса может править расами низшими, но не может уравнять их с собой, смешиваясь с ними, ибо из-за этого она сама станет менее благородной. Что это, если не национал-социализм? Алексис де Токвиль предвидел, однако, угрозу, исходившую из лжеучения Гобино, и писал, что оно приведет к полному уничтожению человеческой свободы, к высокомерию, насилию, презрению к другим нациям, тирании и низости всякого иного рода; коротко говоря, к гитлеровскому Третьему рейху.