— Лорд Герберт, конечно, — отвечала графиня. — Мы очень смеялись, он и я.

— Мерзавец! — прогремел граф. — Как он посмел! — Разумеется, во всех дворянских клубах существовало негласное правило не разглашать тамошние доверительные высказывания и беседы, и прежде всего не посвящать в них женщин, особенно жен. — Какой воспитанный человек станет повторять такое даме?

— Мой вопрос, Морис, — сказала графиня, — о другом: прежде всего, какой воспитанный человек станет говорить подобные вещи о своей жене? Мы с лордом Гербертом вполне откровенно беседуем друг с другом обо всем. Он полагает, в семье меня недооценивают.

— Значит, это правда, Анриетта, лорд Герберт — ваш любовник?

— Почему вы спрашиваете, Морис? Хотите произнести тост о нем?

— Боюсь, вы не оставляете мне выбора, придется вызвать мерзавца на дуэль. Я потребую сатисфакции, это единственный способ восстановить честь семьи.

— Лорд Герберт — цивилизованный человек. Я искренне сомневаюсь, что он станет участвовать в дуэли. Кстати, муж мой, ваши дуэльные шпаги остались во Франции.

Возмущение графа как будто бы остыло, он вдруг заговорил ностальгическим тоном:

— Помните, дорогая, как я срезал мяснику кончик носа, когда он не выказал вам должного почтения?

Графиня рассмеялась.

— Разве можно об этом забыть! — уже мягче сказала она. — Этим вы раз и навсегда снискали в округе славу непревзойденного фехтовальщика. И с тех пор никто не смел бросить вам вызов.

— Конечно, я бы предпочел сразиться с лордом Гербертом на шпагах, — сказал граф. — Но, без сомнения, сумею добыть в Каире пару дуэльных пистолетов.

— Простите, Морис, это уже смешно. Мы с лордом Гербертом не более чем добрые друзья и наперсники. Он никогда не примет ваш вызов.

— В таком случае он не только негодяй, но и трус, — сказал граф. — И если не примет мой вызов, то выставит свою трусость на обозрение, что принесет мне почти такое же удовлетворение, как пуля, пущенная этому щеголю в монокль.

Поскольку жена была занята новым компаньоном, а дочерью завладел брат, граф вскоре наскучил жизнью в Каире. Без своих лошадей ему было почти нечего делать, и, несмотря на развлечения в клубе «Мохамед Али», он тосковал по Франции и старым друзьям, особенно по веселому приятелю детских лет Балу, которого, как бывало раньше, назначил бы своим секундантом на дуэли с лордом Гербертом. Так или иначе, однажды под вечер в кабинете граф заговорил об этом с братом.

— Боже милостивый, Морис, вы в своем уме? — воскликнул виконт. — Поверьте, я тоже не питаю к лорду Герберту большой любви. Но дуэль! Разве я не говорил вам, что пора шагнуть в двадцатый век? Господи, с годами вы словно идете вспять во времени, а не вперед.

— Я предпочитаю улаживать дела чести так же, как наши предки, — сказал граф весьма высокопарным тоном.

— Я совершенно уверен, египетские законы запрещают дуэли, — сказал виконт. — Так что, если вы убьете лорда Герберта, вам скорее всего предъявят обвинение в убийстве.

Но удержать графа было невозможно, он заручился на роль секунданта виконтовым дворецким из «Роз», смуглым, бородатым. грозного вида человеком по имени Аслан. В этом качестве Аслан лично доставил графский картель лорду Герберту в «Мена-хаус»:

Сэр, Ваше недостойное дворянина поведение по отношению к моей жене, графине Анриетте де Фонтарс, оскорбило честь этой леди, а равно мою честь и честь моей достопочтенной семьи. Дабы отомстить за ваш проступок, я вызываю Вас на дуэль на пистолетах в саду усадьбы «Розы» на рассвете в эту пятницу. Конечно, ожидается присутствие Вашего секунданта. Кроме того, я предлагаю Вам прибыть с фургоном, дабы по окончании означенного дела Ваше мертвое тело было без промедления доставлено в Ваши владения. Ожидаю Вашего незамедлительного ответа.

Искренне Ваш,

граф Морис де Фонтарс

— Боже мой! — удивленно сказал лорд Герберт дворецкому Аслану, прочитав послание. — Ужасно странно! Подождите здесь, любезный, я напишу ответ господину графу.

Немного погодя лорд Герберт вернулся и вручил Аслану свой личный конверт, запечатанный воском. Конверт был чин чином доставлен графу в «Розы», а он вышел в сад, где семейство угощалось послеобеденным чаем, вскрыл конверт с некоторой торжественностью и прочитал вслух следующее:

— «Мой дорогой Морис, я вполне уверен, что мы можем достичь обоюдно удовлетворительного решения означенной проблемы, не прибегая к средневековым практикам. Позвольте предложить Вам вместо дуэли встретиться завтра вечером в клубе за бокалом вина и обсудить все как цивилизованные люди. Ваш покорный слуга, лорд Герберт Уинтерботтом». Ха-ха-ха! Вот видите, Анриетта! — сказал граф, помахивая письмом. — Как я и ожидал. Что я вам говорил? Негодяй не принимает мой вызов!

— А я говорила вам, что лорд Герберт слишком джентльмен, чтобы участвовать в дуэли, — сказала графиня.

— Слишком джентльмен? Ха, слишком трус, так будет вернее. Уверяю вас, вот это, — он снова помахал письмом, — станет достоянием всего клуба! Ваш поклонник показал себя во всей красе! Ха!

Уладив следующим вечером дело семейной чести без кровопролития и действительно, судя по рассказам, за бокалом-другим дружеских коктейлей с лордом Гербертом, граф де Фонтарс решил первым отправиться в Армант, на плантации, где надеялся мало-мальски восстановить свой престиж помещика и хозяина.

4

Остальные члены семьи после отъезда графа вздохнули с облегчением. Его шумная раздражительность и постоянные сетования на каирскую жизнь — отсутствие биде, нелюбовь к арабам, пища, поведение жены, дочери, брата и многое другое, малое и большое, вызывавшее неодобрение графа, — весьма всех утомили.

Теперь, когда муж уехал, графиня могла видеться с лордом Гербертом в любое время, что доставляло ей удовольствие хотя бы отчасти, как средство поддразнить виконта. Что до Габриеля, то с отъездом брата он мог полностью сосредоточиться на своих новых отеческо-дочерних отношениях с Рене.

Вечером после отъезда брата виконт зашел в комнаты Рене и мисс Хейз и велел гувернантке нарядить его племянницу в одно из синих платьев, которые купил ей в Париже в тот день, когда они вдвоем ходили за покупками к Ланвен.

— Я решил поехать с дочерью на ужин к леди Уинтерботтом, — объяснил он. — Пора представить ее каирскому обществу.

В карете дядя Габриель пригладил волосы Рене и с похвалой посмотрел на нее:

— Ты хорошеешь с каждым днем. Я горжусь моей дочкой.

— Мамá будет в ярости, узнав, что вы возили меня сюда, — сказала Рене, когда карета свернула на подъездную дорожку «Мена-хауса».

— А какое мне дело, чтó думает твоя мать? — ответил виконт. — Ну вот, приехали. Иди так, как я тебя учил. Не бегом и не вприпрыжку.

— Я не ребенок, дядюшка.

«Мена-хаус» оказался даже больше и роскошнее, чем «Розы», но