— Кому достался дом и сад? — спрашивал он. — Кто жил постоянно у Ольги Владимировны под боком? Кто собрался после получения аттестата уехать в Москву поступать в музыкальное училище? А на жилье в столице деньги нужны. Кто отгородился от семьи? Кто таскается повсюду с дурацкой плюшевой игрушкой? Кто дружит с Эсфирью, у которой изба заставлена склянками с зельями? На все вопросы один ответ: Аня. И я уверен, что она теперь попытается убрать мать, вы ей помеха, потому что не разрешаете в столицу смыться.

— С ума сошел? — взвилась Регина. — На каком основании ты обвиняешь мою дочь в страшных преступлениях?

— Мне позвонил человек, он не назвался, — после короткой паузы ответил мент, — сказал: «Анна Ливрова убийца». Аноним сам видел, как девочка подавала бабушке стакан с ядом.

— Ты в школе дураком был! — закричала Регина. — На одних двойках ехал, в армию попал, вернулся и вскоре начальником милиции стал. Не за ум тебя в мягкое кресло посадили. От безнадежности. Остальные сотрудники вот-вот на пенсию пойдут. Молодых калачом в наше отделение не заманишь. Убирайся из моего дома, да поостерегись глупость болтать. Я могу твоему руководству жалобу на тебя, идиота, написать.

— Если она и вас укокошит, потом не плачьте, — сказал начальник отделения милиции, — ваша Аня злая, еще в магазине ворует. Люди так говорят. С ней никто общаться не хочет.

Регина выгнала его и ничего никому не рассказала о его визите.

Вскоре после описанных событий Аня сказала матери:

— Хочу продать дом, сад бабушки и уехать в Москву учиться пению. Аттестат я получила, деньги на жилье и оплату института от наследства будут.

— Через мой труп в столицу отправишься, — резко ответила мать, — выкинь эту дурь из головы. Будем дом сдавать.

Потом она опомнилась и решила смягчить отказ:

— Доченька, тебе только-только восемнадцать стукнуло, я волнуюсь. Как ты одна в огромном городе справишься? Иди учиться в педагогический в Головине, до него десять минут езды на автобусе. Останешься жить со мной, ничего с тобой дурного не случится.

Аня молча ушла.

Катя замолчала, усмехнулась и взглянула мне прямо в глаза.

— Знаете, как Анька поступила? Регина Львовна всегда в годовщину смерти мужа людей собирала. И в тот год гостей пригласила Григория Петровича помянуть. Мы с Риа накануне этой даты резали салаты на поминки. Аня, спокойная, молча ножом колбасу на «Оливье» крошила. В десять вечера она сказала:

— Устала я.

Регина ей:

— Иди, солнышко, поспи, завтра день непростой, годовщина папиной смерти.

Анька потопала в свой домик. Утром в восемь мы все собрались на кладбище ехать, девчонки нет. Я хотела за ней пойти, побоялась, что на автобус опоздаем, но Регина сама за дочкой пошла.

Минут через десять вернулась, лицо синее, как снятое молоко.

— Едем без Анечки, она заболела.

Когда домой с погоста вернулись, Регина нам с Риа сказала:

— Нюша уехала в Москву учиться. Все хорошо, диплом получит и вернется к нам.

Про записку злую, которую «добрая» дочурочка оставила, мы не сразу узнали. А через полгода в бабушкину избу семья въехала, Анька продала свое наследство. Вот я совершенно уверена: прав был начальник милиции! Анна всех отравила! Мечтала в столицу перебраться и оказалась где хотела.

— Нельзя обвинять человека на основании слухов, — остановила Катю Регина, — никто из врачей не удивился смерти бабушки. Она была пожилая, больная. Леня… ну… брат мой, хороший человек, но слабый. Страдал алкоголизмом. Пьяницы редко до старости доживают. Увы. А начальник отделения милиции, который приходил и гадостей наговорил про Анну, хотел получить взятку. Не только ко мне он тропку проложил, другим тоже навязывался, говорил: «Есть доказательство, что ваш сын убил своего отца», один человек сделал вид, что ему поверил, обещал денег дать, а сам начальнику областной милиции доложил. Мерзавца потом за руку схватили и на зону отправили.

Хозяйка одернула блузку.

— Понимаете, Татьяна, Васюкино глубокая провинция. Народ там простой, наивный, и, чего греха таить, глупый. Что по телевизору скажут, всему верят. Начальника отделения они боятся. А тот действовал хитро. Мне он заявление принес на бланке отделения, текст сейчас точно не помню, но смысл такой: Анну видели свидетели во дворе, это она пожар устроила. Я испугалась даже. А мужик в форме заявил: «Мне власть большая дана. Могу дело возбудить, а могу и не возбуждать». И пальцами характерный жест делает: «плати, мол, мамаша». Я взяточника выгнала, а другие ему платили. Но в конце концов он нарвался на человека, который не струхнул, пожаловался в вышестоящую инстанцию, и арестовали негодяя.

— О каком пожаре идет речь? — спросила я.

Регина Львовна махнула рукой.

— Вспоминать неохота. Деревенские сплетни. Я поэтому и уехала из Васюкина, дом и землю продаю, кредитов набрала, построилась здесь. До сих пор долги банкам выплачиваю. У меня семейный пансион. Принимаю девочек, которые временно с родителями жить по разным причинам не могут: мать умерла, отец женился, мачеха и падчерица общего языка не находят. Или заболел отец, мать на работе день и ночь. О нашей семье в Васюкине тьма сплетен ходила. Больше всех Ане доставалось. Знаете почему?

— Девочка конфликтовала с жителями поселка? — предположила я. — Как многие подростки, вела себя эпатажно? Или нагло?

Регина махнула рукой.

— Наоборот. Нюша лишний раз рта не открывала. Войдет в магазин, увидит народ и молчит. «Здрассти» не скажет. Бабы ей замечание сделают: «Ты почему не здороваешься?» Аня голову опустит и стоит. От смущения так себя вела, а люди ее хамкой нелюдимой считали. Подруг у девочки не было, всегда одна сидела. Даже учителя про нее чушь мололи. Вера Ивановна, математичка, сплетничала, что Эсфирь Аню колдовству обучила… Фейгина, конечно, странная, но иногда правду говорила. У Леси Конкиной маленький сынишка пропал, так Эсфирь его матери указала: «Беги вдоль реки до места, где три раздвоенные березы стоят. Ребенок там лежит, он ногу сломал». И точно! Мальчонку у тех деревьев нашли. Живого. Что-то Эсфирь видела, не шарлатанка она. Но Аню она ничему не обучала и не любила девочку. Внушила ей зависимость от Митрофана. Помнишь, что случилось, когда ты бурундука спрятала? А?

Регина повернулась к Кате. Та впервые на протяжении разговора смутилась.

— Ну я же не знала, что так получится. Просто хотела показать Аньке: это всего-то игрушка. Она ее не защищает, не помогает ей. Кусок плюша, набитый синим поролоном, просто отрезок ткани, куда эту фигню запихнули. Никакой он не волшебный!

— Девочка тогда в больницу попала, чуть не умерла, — не утихала Регина, — это был скверный поступок.

Катя вскочила.

— Вон оно что! Сколько лет прошло, а ты мою детскую глупость до сих пор помнишь? Значит, я, по-твоему, плохая? Плевать тебе на то, как я в пансионе работаю, своей семьи не завела, одна за всех тут пашу: и за психолога, и за уборщицу, и за швею, и за повара… «Помнишь, что случилось, когда ты бурундука спрятала?» Ага! Помню! А вот тебе надо забыть. Давным-давно пора из памяти выбросить незначительное происшествие.