* * *

– Мама, тебе здесь будет хорошо, – нагло и неумело врала Лида и отводила глаза, крепче впиваясь в руку Вареньки, которую зачем-то притащила с собой. Впрочем, понятно зачем: ей нужна была опора. Анна Ивановна с горечью подумала, что Лида наверняка пошла характером в отца – мягкая и совершенно не умеет врать.

– Я приеду в субботу, ну, то есть мы все приедем в субботу, – продолжала мямлить Лида, не зная, куда деть глаза.

Господи, невыносимо!

В комнате царила невообразимая духота – и это они называют домом повышенного комфорта для пожилых людей? Да она тут словно муха в банке! Рука Анны Ивановны метнулась к горлу с целью сорвать дурацкую камею и расстегнуть высокий ворот блузки. Задуманное удалось ей со второй попытки – от волнения рука дрожала сильнее обычного. Анна Ивановна разозлилась на саму себя: зачем она так вырядилась? Блузка с высоким воротом, строгая юбка ниже колен, туфли на небольшом каблуке. Сказалась многолетняя привычка всегда выглядеть хорошо и по-деловому – это был единственный способ выжить в мире мужчин. Но ей уже давно пора об этом забыть. Больше ей не с кем бороться за место под солнцем и не на кого производить впечатление. Не на этих же ходячих мертвецов, в самом деле, или как там назывался дурацкий сериал, который взапой смотрела Варвара? Ничему хорошему не учится современная молодежь. Понятно, что и ценностей у них никаких нет. Впрочем, у Лиды, выросшей на советских мультфильмах, их, как оказалось, тоже немного.

«Не ной! – строго одернула себя Анна Ивановна. – Тебе нужно продержаться всего день. В конце концов, это было твое решение и твой собственный выбор».

– Ба, ты телефон не выключай, я буду звонить или фотки тебе сбрасывать. – Двенадцатилетняя Варенька была уже достаточно взрослой, чтобы ощутить всю горечь момента.

Не в силах больше это выносить, Анна Ивановна строго приказала:

– Ну все, идите, хватит тут прощание устраивать, я позвоню, – соврала она, подставляя дочке сухую щеку под поцелуй и чуть дольше обычного задерживая дрожащую руку в кудрявых золотистых волосах Варвары.

Лида и Варя молча кивнули и направились к двери. Дочь взялась рукой за дверь, но все-таки не выдержала, разревелась и повернулась к матери:

– Мама, давай поедем домой, а? Ну наймем кого-нибудь!

– Еще чего. – Анна Ивановна выпрямила спину чуть более необходимого. – Мне нужен профессиональный уход, а вы даже чай нормально заварить не можете, все, идите! – строго приказала она.

Варя шмыгнула носом, отвела глаза, но ослушаться не посмела, выскользнула в коридор первой.

Когда за Лидой закрылась дверь, Анна Ивановна уставилась в открытое окно, выходящее во все еще цветущий сад. Лето в этом году выдалось поздним, тепло установилось только в августе, и растения бушевали, попутав сентябрь с июлем.

При других обстоятельствах она бы наверняка оценила талант ландшафтного дизайнера: строгие геометрические линии свежеподстриженных кустарников и тщательно выверенные пропорции все еще изумрудных лужаек. Простые формы завораживали ее всю жизнь. Но сейчас она смотрела на сад, не замечая его аскетичной красоты. Пожалуй, впервые в жизни она была не в силах совладать с собственными мыслями и почувствовала нечто похожее на эмоции.

Анна Ивановна гордилась тем, что всегда была им неподвластна. В молодости ее, к счастью, миновали любовные страсти. Она наблюдала за драмами близкого окружения, взлетами и крушениями надежд и лишь деликатно морщила нос, удивляясь, на какие глупости люди тратят лучшие годы. Любовь была ей неинтересна ввиду своей неконструктивности.

Куда больше ее привлекали работа и карьера. Всю свою нерастраченную страсть Анна сублимировала в архитектурные проекты, принесшие ей имя и славу в профессиональных кругах, а также весьма внушительный стабильный доход и полную независимость.

Единственную дочь Лидию она родила ближе к сорока, съездив в санаторий и познакомившись там с отдыхающим с другого конца страны. На тот момент Анна Ивановна, главный архитектор города, могла себе позволить уже не обращать внимания на досужие сплетни. Дочку она любила, но переворота сознания после ее рождения не произошло. Всегда оценивала девочку трезво и понимала, что та звезд с неба не хватает и лучшим выходом для нее будет удачное замужество. Немного подсуетилась, вовремя пригласив домой коллег с сыновьями подходящего возраста, и все устроилось. Теперь Лида прочно сидела за спиной Толика, руководителя небольшой, но стабильно работающей компании, и будущее ее было прозрачно и предсказуемо, как фильмы про Джеймса Бонда.

Варя тоже не беспокоила Анну Ивановну, хотя к девочке она была привязана куда больше, чем к дочери. С годами у внучки стал проявляться ее, Анны Ивановны, железный характер, а если она унаследовала хотя бы половину ее интеллекта, то за нее и переживать не стоило.

Анна знала, что между собой коллеги называли ее «штангенциркулем» за железные нервы и несгибаемость. Поэтому диагноз – болезнь Паркинсона – прозвучал для нее просто насмешкой. Долгое время она поверить в это не могла. Что угодно, но только не это! Даже подумала, что бывший любовник Костик так своеобразно мстит за то, что она сама разорвала с ним отношения. Но болезнь оказалась мучительно реальной, этакая насмешка судьбы, чуть было не согнувшая даже несгибаемый штагенциркуль.

Анна Ивановна закрыла окно и, задушив ненужную рефлексию, бегло осмотрела свой «номер», как деликатно назвала его симпатичная девушка на рецепции. Безликое помещение, лишенное индивидуальности и действительно смахивающее на номер в неплохой гостинице. О том, что это не гостиница, напоминало лишь отсутствие замков на дверях в ванную и саму комнату. «Это для вашей безопасности», – прощебетала девушка, проводя экскурсию.

«Плевать я хотела на такую безопасность», – подумала Анна Ивановна, подходя к кровати и ложась прямо в одежде поверх покрывала. При других обстоятельствах она бы обязательно потребовала врезать в дверь замок и отдать ключ ей. Но сейчас это не имело ни малейшего смысла.

Она отвернулась к стене и закрыла глаза. Может быть, поспать? Так время пролетит быстрее, она будет представлять, как оно несется стрелой по прямой прямо к пункту последнего назначения. Ей объяснили, что ужин в семь часов, а до семи она предоставлена самой себе. Свободное время – вот как это называлось. Как в пионерском лагере или в интернате. Интересно, почему к старикам относятся как к детям? Не все же впадают в маразм к концу жизни, в конце-то концов! Это ужасно несправедливо, когда безмозглое яйцо вдруг начинает учить хорошо пожившую мудрую курицу.

– Это, подруга, спишь? – Номинальный стук, и дверь распахнулась.

Анна Ивановна подскочила на кровати и уставилась на тетку в цветастом халате, похожую на тесто, прикрытое кухонным полотенцем и сбежавшее из кадушки замотавшейся хозяйки. Тесто впервые вышло в большой мир и оглядывало его с выражением жадного любопытства.

– Ну, будем знакомы, я Клава, из соседней палаты. – Тесто без приглашения завалилось в «номер» и присело к столу из светлого дерева, водружая на него нехитрый гостинец – пачку печенья.