Когда я опускаю кончик первой скрепки, она проходит мимо шпилек механизма.

Вытираю вспотевшие руки о джинсы, ввожу в замок вторую скрепку и легонько нажимаю. Надо было поискать в кладовке Нила плоскогубцы побольше – эти слишком малы для хорошей хватки.

Первые скрепки встали удачно.

Теперь третья.

И еще одна.

За дверью гремит выстрел, и я отшатываюсь. Замок вырывается из моих рук, но я ухитряюсь все же схватить его, прежде чем он ударится о дверь.

Второй выстрел.

Вот черт!

Дверь глушит звуки в зале, но откуда мне знать, не слышат ли там меня? Я обычно пропускал собрания, хотя для этого приходилось опаздывать на автобус или прогуливать школу. Не представляю, сколько шума производит моя возня. Не представляю, что по другую сторону двери. Может быть, кто-то пытается вырваться. А может, стрелок собирается выбить мне мозги. Не знаю, что пугает меня больше.

Я замираю, потом сжимаю отвертку в руке, как кинжал.

Пригибаюсь, чтобы броситься бежать, если понадобится, и поднимаю руку, чтобы постучать по двери. Возле угла, чтобы звук не разносился далеко. Коротенький, бессознательный мотив.

Аша дрожит. Мы собирались лететь, но идти нам некуда. Остаться в живых больше не цель – умереть еще не цель.

Наверное, стучать глупо, но тени продолжают двигаться. Я должна знать, что там – кто там. Все рыдают, Тайлер разглагольствует, на меня никто не обращает внимания.

Рука моя все еще скользит по двери.

Сердце отчаянно колотится.

С другой стороны доносится знакомый ритм. Ритм песни. Абуэло вечно мурлыкал ее нам, когда мы были маленькие. Впервые во мне зарождается надежда. Тайлер не знает, что Томаса еще утром отправили к директору. Он не добрался до него первым. И Томас не оказался запертым с нами.

Он жив.

Он вытащит нас отсюда.

От неожиданного всплеска надежды голова у меня начинает кружиться.

Я осторожно осматриваюсь. Все смотрят только на Тайлера – и на Отем.

Нет… Я перестаю дышать. Нет, она не может.

Отем идет к брату. Лицо ее помертвело. Спину она держит поразительно прямо. С каждым следующим шагом она буквально сжимается. Не могу вспомнить, когда она в последний раз смеялась, не сдерживаясь. Не могу вспомнить, когда она была счастлива, как раньше, когда сидела на деревянной изгороди спиной к хлопковым полям и закату и любовалась танцевальными па мисис Браун.

Она не может сдаться ему. Он никогда ее не отпустит.

Он никогда не отпустит нас. Ему нужна не только она. Его месть не для нее.

Но на ее месте я бы сделала то же самое. Когда Мама́ заболела, братья приехали со всей страны, чтобы помочь нам закрыть ее юридическую фирму и переехать на ферму Абуэло. Когда Томаса чуть не выгнали из школы, мы с Абуэло отправились к директору Трентон, чтобы этого не случилось. Когда я рассказала своим о моей подруге, они обрадовались моему счастью, хотя отец Джонс вечно говорит на проповеди о грехе, аде и проклятии.

Я бы осталась в Оппортьюнити и пожертвовала своими мечтами ради семьи.

Не могу представить, как может быть иначе. Я люблю Отем так же сильно, как презираю Тайлера. Вот почему я так и не рассказала ей, что он сделал. Я хочу, чтобы она сохранила свою единственную семью.

Отем отделяется от нас – и я ничего не могу сделать. Я бы побежала к ней, обняла ее, но в то же время мне хочется обнять брата и никогда его не отпускать. Много месяцев мы почти не разговаривали, но то, что он здесь, придает мне сил. Я даже не знала, что они у меня есть. Мне хочется удержать это чувство – и брата.

Я не могу потерять их.

Я заканчиваю песню, начатую Томасом.

Каждый раз, моргая, я вижу, как лицо Ниа разлетается от пули. Крик Аши звучит у меня в ушах – а может быть, она все еще кричит. Тай – мой единственный брат, но сейчас я хочу, чтобы он умер. Чтобы он взял винтовку и застрелился.

Или чтобы я очнулась от этого кошмара и все снова стало нормально.

Я пристально смотрю на Тая, стараясь не обращать внимания на остальных. Меня больше не жалеют, не думают о моем несчастном чертовом доме. Теперь меня окружает гнев, страх, ненависть. Меня винят в смерти Ниа – и правильно. Если бы я встала, то могла бы спасти ее.

Надеюсь, Сильв не смотрит, надеюсь, она тоже отвернулась.

Таю трудно дотянуться до парнишки, сидевшего рядом с Ниа. Тому хватило ума забраться под сиденья. Парнишка ползет по проходу, но когда на пол падают красные костыли, я ахаю.

Мэтт. Я никогда его не видела, но Тай так тепло говорил о нем. Когда я проводила долгие вечера с Сильв, Тай оставался с Мэттом и Клер – они стали для него семьей, о которой он всегда мечтал.

Если он не жалеет даже Мэтта, то не пожалеет никого.

В душе у меня сумятица. Я смотрю на брата, своего лучшего друга, защитника, таскавшего мне шоколад после уроков балета, – этого Тая я потеряла, – и вижу чужака, стащившего мои балетные туфли, чтобы показать отцу. Тогда он просто стоял и смотрел, как отец меня избивает. А мне казалось, что отец меня убьет. Кто же этот человек, которого я называла братом? Я уже не понимаю, кто мы сейчас. Но когда-то мы были другими, и может быть, теперь я что-то смогу сделать. Если кто-то и может достучаться до него, так это я. Я должна попробовать.

Я встаю. Никто меня не замечает. Все глаза прикованы к Таю и его следующей жертве.

– Тайлер…

Голос мой напоминает хриплый шепот. Я сглатываю. Мурашки бегут по спине до самых кончиков пальцев.

Раздается удивленный шепоток. Головы поворачиваются. Нарушенная тишина придает мне силы. Я откашливаюсь и, прежде чем Тайлер успеет застрелить кого-то еще, говорю:

– Тайлер, я здесь.

С другой стороны двери кто-то закончил мою песню.