— Санта никого не забыл, — удовлетворённо кивнул Ник, роясь в своих подарках. — Чего же ты ждёшь, мама? Открывай! А папины мы отнесём в его кабинет, он вернётся и обрадуется.

— Да уж, просто в пляс пойдёт, — не удержалась она от иронии.

Ева осторожно открыла первую коробку — там оказалась дорогущая фотокамера и записка.

«Теперь ты можешь делать снимки своего сына, сколько и когда захочешь»

В следующей коробке был целый набор — изысканная ночная рубашка, шёлковый халат поверх неё и комнатная обувь к ним. И тоже записка.

«На всякий случай, вдруг соберешься в гости с ночёвкой. В гостевой комнате есть специально для тебя пустая гардеробная»

Третий подарок был скорее шуткой — миниатюрная кровать.

«В твою коллекцию. Уверен, после звёздной рекламы у тебя их уже не один десяток»

И как бы это её не настораживало — своими подарками Адам заставил её улыбнуться.

Днём, во время чтения сказок, Ник уснул, и Ева спустилась вниз в поисках Адама. Что-то тревожило её, какое-то необъяснимое предчувствие, касающееся сына.

— Вот ты где, — она без приглашения скользнула в  домашний кабинет. Адам сидел за столом весь обложенный бумагами.

—  Работаешь даже в праздники. Ты не поднялся к сыну, когда приехал. Почему?

— Потому что был до чёртиков раздражён, — нехотя отвечая ей, Адам стал растирать себе виски. — Но я подходил к двери. Ты очень выразительно декламировала реплики поросят, я не стал мешать.

— Ник уснул. После завтрака он показался мне каким-то вялым. Может он заболел?

Голубые лезвия глаз тут же вскинулись на неё своим пронзительным взглядом.

— Дети часто спят днём Ева, — выдавил Адам сквозь зубы.

— Да … наверное мой инстинкт слишком всё усугубляет с непривычки. … Сегодня вы заставили меня растеряться мистер Пирс. Признаюсь, я сбита с толку. Ты сам себе делаешь подарки и кладёшь их под ёлку?

— Похоже на извращение? — вскинул он одну бровь, уловив в её голосе издевательскую интонацию.

— Скорее уж на одиночество. Для меня там тоже кое-что было. Чего-чего, а этого я точно никак не ожидала. Просто … пуф! Скажи, это такой воспитательный момент для Ника? Что-то вроде «Санта любит всех»?

— Ты невероятно догадлива, — теперь язвил Адам. — Быть родителем, это целый творческий процесс, знаешь ли.

— Я хотела тебе сказать ещё кое-что, — Ева замялась, присаживаясь на диванчик. — Возможно, из моих уст для тебя это прозвучит странно, хотя, даже я сама не верю, что сейчас это произнесу, — Ева встретилась с внимательно наблюдающим за ней взглядом Адама. — Но я хочу поблагодарить тебя, за то что ты не отказался от Ника, что стал ему хорошим отцом. Достаточно было увидеть, как ты смотришь на него, чтобы понять как ты любишь нашего мальчика, а он любит тебя. Значит, в твоём ледяном хищном сердце всё же имеются исключения, — попыталась пошутить Ева, но вперивший в неё взгляд Адам оставался слишком серьёзным. — Ты балуешь его, даёшь ему столько, о чём другие дети только мечтают. Не знаю в курсе ли ты, что я сама найдёныш. Меня родили, а затем просто выбросили, как ненужную вещь. Поэтому я знаю, о чём говорю. Ребёнку очень важно, чтобы его любили. Вот за это тебе спасибо. На счёт меня ты, конечно, перегнул палку, но за отношение к Нику, я думаю, мне стоит тебя уважать.

— Надо же, чудесам просто нет конца! — Адам поднялся, несколько широких шагов и он уже сидит рядом с ней. — Я даже слышу, как испаряется твоя ненависть. Вчера она ещё была, а сегодня я уже, видите ли, заслуживаю уважения. Прогресс! Чего же мне будет стоить твоя симпатия? Сколько ты стоишь Ева? — в упор посмотрел он на неё, просто-таки источая опасность.

— Не будь циником, не всё на свете можно оплатить, — перенимая его манеру, холодно произнесла Ева. — Такие вещи как здоровье и искренность не продаются. Нельзя купить человеку шанс, когда медицина в его случае бессильна. Нельзя заставить одного человека любить другого. Секс да, но не любовь.

— Да она мне и не нужна, я тебя умоляю, не собираюсь даже даром хватать этот чудовищный и беспощадный вирус, — удивляя её, фыркнул Адам, меняясь в лице. Его лицо вдруг приняло такую редкую в его случае человечность. — Любовь портит всё, она рушит миры и судьбы, она делает человека слабым, доступным к любым видам боли. Любовь это испытание, которое не всем под силу выдержать. Все беды и неудачи индивидуума и человечества в целом напрямую связаны с этой вашей любовной патологией.

— А…, — Ева запнулась, ошеломлённо глядя на задумчивый профиль Адама. — На тебя всегда мигрень так действует? — наконец выдавила она. — Ты пугаешь меня, чёрт возьми. Если ты играешь — то ты превосходный актёр. У тебя просто офигенный талант менять маски.

— Все мы время от времени прячемся за масками Ева. Разве нет? — взглянул он на неё искоса, будто обличая в обмане.

— Да. … Но я хочу поспорить с тобой на счёт любви.

— Поспорь, — улыбнулся Адам, и в который раз за последние десять минут у Евы отвисла челюсть. Она впервые видела на его лице такую улыбку. Милую, снисходительную. У неё даже возникло желание сфотографировать это паронормальное явление.

— Хорошо, возьмём конкретно твой случай, — тряхнула головой девушка, загоревшись идеей спора. — Твоё чувство к сыну. Ведь это тоже форма любви. Неужели ты хочешь сказать, что любовь к Нику сделала твою жизнь несчастной? Возможно в прошлом, кто-то разбил тебе сердце, и это оставило тяжелые последствия, почти все люди сталкиваются с трагедией любви. Но как же тогда родительские чувства?

Адам улыбнулся снова, но уже более жестче:

— Не знаю, к счастью или к сожалению, но я не все люди, с подобной трагедией разбитого сердца в своей жизни я не сталкивался. И наш сын единственный, к кому я действительно испытываю это чувство. Я не говорю, что из-за этого я несчастен. Я ни капли не жалею, что в тот раз переспал с тобой, и что у меня родился ребёнок. Но это чувство делает родителей уязвимыми, беспокойными. Любовь к своему чаду заставляет постоянно зависеть от этого и переживать.

— Господи, я знала, что ты невероятно сложный человек, но ты оказался ещё сложнее, чем можно себе представить, — протянула Ева. — Поэтому ты ни с кем не встречаешься? Из-за маниакального страха заразиться болью? Как бы ты не хотел скрыть свою личную жизнь, твоя персона всё равно обрастает сплетнями Адам. И даже я не скажу точно, гей ты, натурал или маньяк.

Сухо рассмеявшись, Адам вдруг резко до боли сжал её руку, не позволив ей вырваться:

— Тут ты права — ты даже близко себе не можешь представить насколько я сложный. Но я не гей Ева! Я предпочёл бы сексуальные отношения с женщиной, но…

— Я так и знала, что во всём этом скрывается жирное «но». И я не уверена, что хочу это знать Адам, — рука, которую он так крепко держал, уже начала неметь, отнимаясь по локоть. Его прикосновения имели на неё какое-то убийственное воздействие.