Одно он знал точно: ему надо поскорее убраться отсюда. Чем дольше он остается в саду наедине с Кирой, тем больше у него возникает неуместных мыслей.

Гевин так ничего и не сказал ей. Он просто коротко кивнул и ушел, проклиная себя при каждом шаге.

Во время напряженного возвращения в Норфилд-Парк Дариус смотрел на сестру, изо всех сил старавшуюся выглядеть так, будто события этого вечера никак не задели ее, но то, как она сжимала губы и с какой силой сцепила пальцы на коленях, говорило ему, что она борется со слезами.

Никто в карете не заговаривал с ней. Округлый подбородок миссис Хауленд заострился от гнева. Джеймс казался удивленным неожиданной вспышкой Киры. Дариус знал, что такие происшествия редки, но у его сестры сильный характер, особенно если на нее надавить.

Герцог продолжал в задумчивом молчании наблюдать за мисс Мельбурн; его взгляд ни на мгновение не отрывался от нее, и Дариусу это не нравилось. Герцог может не одобрять его сестру как невесту своего кузена, но он явно хочет ее для себя. Дариус читал вожделение в темных глазах Кропторна и знал, что герцог поверил всему самому худшему о Кире, и боялся, что она не имеет защиты перед ним. Что-то в ее взгляде, когда она смотрела на герцога, говорило ему это.

Карета остановилась перед Норфилд-Парком, и Дариус, выйдя вслед за миссис Хауленд, повернулся, чтобы помочь Кире. Прежде чем Джеймс – или, того хуже, герцог – вызовется проводить ее внутрь, Дариус решил сделать это сам. Им нужно поговорить.

Джеймс выглядел так, будто хотел обратиться к невесте, но Дариус не подпустил его к ней, ничуть не чувствуя себя виноватым и считая, что защищает свою мягкосердечную сестру.

В конце концов, они остались наедине в ее комнате, отделанной в элегантных и в то же время женственных тонах розового, кремового и золотого. Кира заслуживала того, чтобы ее окружал такой комфорт. Он надеялся, что брак с Джеймсом когда-нибудь даст ей это и невзгоды однажды покинут ее.

Кира села на обитый бархатом табурет перед туалетным столиком и подавленно посмотрела на него.

– Что ж, это определенно был веселый вечер.

Дариус пожал плечами.

– Но ты еще перед отъездом знала, что тебя ждет.

– Верно. – Девушка нахмурилась. – Я наговорила слишком много. Мне следовало уйти.

– Что сделано, то сделано. С одной стороны, я даже рад, что ты сказала хоть что-то в свою защиту. – Дариус криво усмехнулся. – Однако я бы предпочел сказать это чуть более деликатно.

Кира улыбнулась:

– Да, но ты гораздо более благоразумен, чем я. – Ее улыбка тут же померкла, и она посмотрела на него умоляющими глазами. – Я чувствую себя такой несчастной; их слова были так ужасны и так незаслуженны. Это все чрезвычайно несправедливо, и я просто не смогла больше выносить их болтовню.

– Да, я знаю.

Вздохнув, Кира наклонилась и сняла туфли. – Он считает, что я должна была подставить другую щеку.

Боль в глазах Киры разозлила Дариуса.

– Это всего лишь его мнение. Кроме того, как священник он должен поступать именно так.

– Верно. – Ее опущенный взгляд словно прилип к цветистому ковру под ногами. – Думаю, когда мы поженимся, мне тоже придется научиться подставлять другую щеку.

– Видимо, придется. Но ты, возможно, ожидала большего от мистера Хауленда?

Кира помедлила.

– Да. Конечно, это глупо. Джеймс считает, что было бесполезно возражать этой рыжей ведьме и ее подругам, но мне хотелось, чтобы он сказал что-нибудь в мою защиту.

– Я понимаю.

– А я нет. Я такая неблагодарная, что говорю это. – Девушка вздохнула. – Джеймс готов жениться на мне, чтобы исправить вред, нанесенный лордом Венсом моей репутации, а это большой риск для его профессионального статуса. Он ни разу не спросил меня, действительно ли я делила постель с Венсом, а просто решил, что нет, потому что я, как он выражается, «хороший человек». И вот теперь я спрашиваю, почему он не защитил меня от кучки сплетниц, которые так старались причинить мне боль. – Кира закрыла глаза рукой и заплакала.

Учитывая, что живущая в Персии мать не интересовалась своими христианскими детьми, а отец постоянно путешествовал по всей земле – сейчас он был на Цейлоне, если верить его последнему письму, – всю семью Дариуса и Киры составляли только они сами, и Дариус был полон решимости защитить сестру. Говоря по правде, он хотел спасти ее, доказать ее невинность, если это еще возможно.

Дариус встал и, подойдя к сестре, опустился перед ней на колени. Взяв ее ладони, он почувствовал, что она дрожит.

– Все кончится хорошо. Вот увидишь.

Кира с благодарностью посмотрела на него, в ее синих глазах стояли слезы. Вот и Дариус опять страдает из-за нее.

– Думаешь, это когда-нибудь станет возможно?

Молодой человек кивнул.

– Я знаю это. А теперь постарайся уснуть. Завтра все будет казаться не таким мрачным. Так всегда бывает.

– Ты прав. Спасибо. – Она улыбнулась брату дрожащей улыбкой, и он поцеловал ее в лоб. – Завтра мы поговорим еще, если захочешь.

Сказав это, он вышел и направился в комнату для гостей, где, закрыв дверь, начал ходить взад-вперед по сине-зеленому ковру, иногда взглядывая в ночь за окном, снова и снова продумывая путь, который приведет сестру к счастью, а лорда Венса – к гибели.

– Что происходит? – спросила тетя Кэролайн Гевина через минуту после их возвращения домой с вечера у Бейклифов. – Есть ли у тебя прогресс с этой... женщиной? Сегодняшний вечер был просто убийственным, а она, похоже, все так же полна решимости выйти за Джеймса, несмотря на то что этим втопчет его имя в грязь. И зачем? Она ведь не любит Джеймса.

Тут тетушка упала на диван и разрыдалась. Гевин смотрел, как оранжево-золотые отблески огня играют на ее чуть тронутом морщинами лице. Вздохнув, он потер ладонью лоб, чтобы избавиться от боли, и, сев рядом с ней, неподвижно уставился на огонь.

– Мисс Мельбурн тверда в желании выйти за Джеймса. Я приложил все усилия, чтобы показать ей тот вред, который принесет ему их союз.

«Но сегодня вечером я не смог воспользоваться ее моментом слабости. Почему?»

Тетя Кэролайн округлила глаза.

– Вряд ли ее это волнует. Она совсем не заботится о нем!

Гевин вздохнул. Тетя, конечно, говорила немного театрально, но он понимал, какие чувства владеют ею: страх за сына, за семью и за то, что сплетни скоро поглотят их, если не удастся как-то убедить Киру Мельбурн разорвать помолвку. Он хотел, чтобы она уехала, и по своим собственным причинам, желая рассеять чары вожделения, охватившие его, как лихорадка.

– Я даже предложил ей десять тысяч фунтов за то, чтобы она уехала, – признался он.