После этого эскиза Сурикову, получившему за период учебы четыре положенные серебряные медали, остается с нетерпением ожидать объявления темы на золотую медаль. Темы выбирал Совет Академии, и они, как правило, были библейскими. Из четырех предложенных тем Суриков избирает «Притчу о фарисее и самарянине». Углубившись в работу, он около пяти месяцев не пишет родным.

Наконец письмо от 4 июня 1874 года:

«Здравствуйте, милые мама и Саша!

Я ужасно долго не писал вам писем. Я думаю, что вы уже Бог знает, что думаете. Я просто занялся делом очень серьезно. Работаю картину на золотую медаль. Да и вообще это лето придется-таки поработать. Нужно еще приготовиться к экзаменам в сентябре месяце. Дело идет довольно успешно…»

Взявшись за библейский сюжет, Суриков использует опыт, полученный при создании «Убийства Юлия Цезаря». В «Милосердном самарянине» (как назвал он свою картину) удались круглящаяся статуарность форм, лаконизм цветопередачи, контраст светлых и темных фрагментов, тесно сбитая группа фигур. И — золото взято!

Из рассказа Волошину: «Конкурировал я на малую золотую медаль «Милосердным самарянином» и получил. Потом я ее Кузнецову в благодарность подарил. Она теперь в красноярском музее висит».

* * *

«АТТЕСТАТ

Дан сей ученику Императорской Академии Художеств по живописи Василию Сурикову в удостоверение оказанных им успехов на выпускном испытании из наук:

Истории церковной — отличные.

Истории всеобщей — очень хорошие.

Истории русской — очень хорошие.

Истории изящных искусств и археологии — очень хорошие.

Механики и математики — хорошие.

Физики — отличные.

Химии — хорошие.

Русской словесности и эстетики — очень хорошие.

Перспективы и теории теней — хорошие.

Строительного искусства, строительного законоведения, архитектуры — отличные.

Анатомии — хорошие».

Аттестат этот был тем самым «дипломом» за науки, который Суриков упоминает в письме от 25 октября 1874 года: «Здравствуете, милые мама и Саша! Простите, что я долго не писал. Причиной тому было окончание картины, и научные экзамены из наук покончил. 4 ноября получу диплом на акте, а дня через три будет присуждение золотых медалей. Говорят многие, в том числе и ректор, что я получу золотую медаль, тогда можно будет на будущий год работать и на большую золотую медаль…»

И далее, в письме от 20 декабря 1874 года:

«Пишу вам, что я получил золотую медаль за картину, о которой писалось в некоторых газетах. Если хочешь, Саша, то прочти статью обо мне во «Всемирной иллюстрации» 14 ноября № 307. Там скоро напечатается мой эскиз «Пир Валтасара». Я уже рисую его для печати. Потом вместе с медалью я получил и диплом в окончании курса наук. Так что теперь я уже имею чин губернского секретаря. Потеха да и только, как подумаешь о чине! Теперь он мне вовсе не нужен. На будущий год буду работать на большую золотую медаль — и, конечно, это уже последняя медаль.

Время я провожу весело. Поработаешь, погуляешь, иногда в театр сходишь. Квартирку я занимаю очень хорошенькую, окнами на улицу. Одним словом, живу очень хорошо. Не нуждаюсь. Чтобы успокоить тебя, мама, скажу, что у меня очень хорошая скунсовая шубка и зимняя теплая шапка. Так что твой старший сын франт. Я забочусь об вас с Сашей, есть ли у вас теплая обувь и зимнее пальто? Покуда не получу побольше денег за картину в «Иллюстрации», посылаю вам на расходы пятнадцать рублей. Потом пришлю еще. Обо мне, Бога ради, не беспокойтесь. Я живу хорошо и излишком всегда готов поделиться с вами, мои родные…»

Наступил 1875 год. Суриков в беседе с Волошиным вспоминал:

«В семьдесят пятом я написал апостола Павла перед судом Ирода Агриппы на большую золотую медаль. Медаль-то мне присудили, а денег не дали. Там деньги разграбили, а потом казначея Исеева судили и в Сибирь сослали. А для того чтобы меня за границу послать, как полагалось, денег и не хватило. И слава Богу! Ведь у меня какая мысль была: Клеопатру Египетскую написать. Ведь что бы со мной было! Но классике я все-таки очень благодарен. Мне она очень полезна была и в техническом смысле, и в колорите, и в композиции».

Символично, что всем перипетиям выпускного года предшествовал рисунок, выполненный Суриковым к промежуточному экзамену, — «Борьба добрых и злых духов». Добрые духи, возглавляемые архистратигами Михаилом и Гавриилом, на рисунке находятся в равновесной и вместе с тем туго закрученной в клубок сложнейшими ракурсами тел борьбе. Это напоминает плетение рунических знаков. Тела висят в воздухе, многоглавый крылатый дракон, низвергаемый в бездну, на рисунке застыл, словно ничего еще не решилось, схватка будет длиться вечно.

Этот рисунок создавался как иллюстрация к «Потерянному и возвращенному раю» Д. Мильтона. Сурикову вспомнился дядя Марк Васильевич, читавший когда-то ему это сочинение. Разноречивые чувства одолевали его теперь. Сколько трудов положено на занятия в Академии! Будут ли они оценены по достоинству? И действительно ли он взял от учебы все, что она давала?

«Никакой позы вы здесь не найдете, как у других! Я сам все придумал!» — волнуясь, убеждал он однокашников, столпившихся у его «Борьбы добрых и злых духов».

Журнал «Всемирная иллюстрация», поместивший рисунок в 1876 году (разумеется, за приличный гонорар автору, мало того что Совет Академии уже выдал ему премию в 100 рублей), отрапортовал: «В феврале 1875 года Суриков, вдохновленный «Потерянным раем» Мильтона, скомпоновал помещаемую нами теперь «Борьбу духов добра и зла». Достоинства композиции говорят сами за себя настолько, что мы не пускаемся в ее объяснение… Мы позволим себе только заметить, что автор старался в движении сверженных приблизиться к падению с воздуха убиваемых птиц…»

Совет Академии, окончательно убедившийся после создания рисунка в талантах и способностях студента Сурикова на большую золотую медаль, дал, наконец, ему тему: «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста».

Павел, гражданин Рима, отстаивающий перед талмудическими евреями догмат о воскресении мертвых ссылками на тексты пророков и священных книг, не находил понимания у римского проконсула Феликса, заботам которого был предоставлен после попытки фанатиков растерзать смелого проповедника новой, христианской религии. Феликсу, «наперснику разврата», была скучна вся эта, с его точки зрения, ерунда. Однако жена проконсула Друзилла захотела послушать, о чем же так страстно говорит Павел. Его проповедь воздержания ввиду грядущего Страшного суда показалась Друзилле отвратительной. Феликс надел на Павла оковы и бросил в тюрьму. Вскоре проконсул был смещен и на его место прибыл новый — Порций Фест, решивший отправить Павла в Иерусалим, что означало подвергнуть его казни фанатиков иудаизма. «Требую суда кесарева», — произнес Павел фразу, переносившую рассмотрение любого дела, касавшегося римского гражданина, в Рим.