— Мистер Маршалл, подождите. В свете того, что вы рассказали нам о лорде Радерфорде, мы не можем позволить ему оставаться наставником в нашем пансионе. Прошу вас подумать и принять наше предложение. Мы будем вам бесконечно благодарны.

— Мы? — повторил он, в упор глядя на Атину, видимо, сдерживая свой гнев. — Ваша директриса уже высказала свои возражения. Я искренне сомневаюсь в том, что она согласна с вашим предложением.

— Атина, — приказала Эстер. — Попроси его.

Атина вздернула нос.

— Поскольку вы единственный кандидат, придется смириться.

Маршалл, который почти всю жизнь привык слышать «нет, сэр» и «да, сэр», не собирался и дальше выслушивать грубости.

— Нет, мисс Макаллистер, в разговоре со мной вам придется выработать более цивилизованный тон. Придется просить меня вежливо.

— Да кто вы такой?

Он хотел сказать ей — и поточнее — кто он, но в данном случае это не имело значения.

— Я человек, имеющий право на уважение.

Эстер посмотрела на Атину с укоризной:

— Атина…

Атина не сказала, а скорее прорычала:

— Вы согласны занять эту вакансию? Пожалуйста.

— Думаю, что приму. За десять фунтов.

— Десять фунтов! — возмутилась Атина. — Радерфорд соглашался за пять.

Эстер вскочила:

— Мы заплатим. Спасибо. Так, значит, до среды?

Он поднес ее руку к губам.

— Буду ждать с нетерпением. — Надев шляпу, он повернулся к Атине. — Я буду удовлетворен тем, мисс Макаллистер, что вы научились правильно употреблять слова «пожалуйста» и «извините меня». Я бы попросил вас поупражняться в слове «спасибо», но боюсь, что такое проявление вежливости может оказаться для вас гибельно. А мне не хотелось бы отвечать за вашу преждевременную кончину.

Он вышел, не дав ей возможности возразить.

«Дорогой лорд Стокдейл.

Мне трудно описать разочарование, которое я испытала, узнав, что до сих пор ничего не изменилось с тех пор, как Вы обручились с мисс Макаллистер. Мне вряд ли нужно убеждать Вас в серьезности этой ситуации. Мы с Вами заключили соглашение, и я надеюсь, что Вы выполните свои обязательства. Мисс Макаллистер должна любой ценой выйти замуж за Вас, и ни за кого другого.

Я очень скоро вернусь в Англию и надеюсь по возвращении прочесть в газетах заголовки о Вашей предстоящей свадьбе. Прошло уже достаточно времени с тех пор, как Вы совершили свой необдуманный поступок, и мисс Макаллистер наверняка уже простила Вас. Настало время снова за ней поухаживать. Пообещайте ей все, чего бы она ни пожелала, но добейтесь, чтобы она вышла за вас замуж.

Не подведите меня. В противном случае в моем лице Вы обретете непримиримого врага.

Ваша

Маргарет, герцогиня Твиллингем».

Жюстина выбежала из дома, чтобы перевести дух после скандала с матерью. Она решила уединиться в дальнем конце сада и собраться с мыслями.

С тех пор как умер ее отец, дом стал ей чужим. Она чувствовала себя совершенно одинокой.

В саду воздух был прохладным и чистым. Пахло мокрой травой. Хотя на прогулке по саду она обычно чувствовала себя свободной, ей казалось, что сейчас неприятности окутывают ее, словно тяжелый плащ, который она никак не может сбросить.

Отказ Герберта Стэнтона был страшным унижением. Хотя она видела его всего три дня до помолвки, он показался ей довольно приятным джентльменом. Немного заторможенным и слишком скованным в манерах, но тем не менее вполне привлекательным. Она не стала возражать, когда Маршалл рассказал ей о намерениях Стэнтона. Несмотря на то что она всегда мечтала о том, что выйдет замуж по любви, она понимала, что скорее всего ее отдадут за человека, которого она почти не знает. Разница была лишь в том, что она была готова полюбить Герберта Стэнтона. Его отказ больно ударил не только по ее чувствам, но и по репутации… и по ее отношениям с семьей.

Тропинка сада вилась мимо кухни, и запах свежеиспеченного хлеба привлек ее внимание. Две молодые служанки несли на кухню большую корзину с яблоками. Жюстина села на скамейку рядом с клумбой, на которой росла лаванда, и стала наблюдать. Какая простая у этих девушек жизнь. По большому счету им было абсолютно не важно, за кого они выйдут замуж. Не страдали ничьи репутации, и семьи не рушились от того, кого они выберут себе в мужья. Долг, честь и богатство не играли никакой роли. Возможно, своим трудом они зарабатывали право на свободный выбор. Жюстина почувствовала, что она завидует этим девушкам.

Мимо пробежал молодой грум и схватил из корзины два яблока. Одна из девушек, смеясь, отругала его и погрозила кулачком. Он отсалютовал ей в знак благодарности и побежал в сторону огорода.

Жюстина наблюдала, как он шел между грядками моркови и картофеля. Он был в доме новичком — помощником конюха. Он был красив — с гладкой кожей и копной волос, как это бывает у человека в двадцать четыре года. Хотя он был всего на пять лет моложе, чем она, он, казалось, был человеком другого поколения. Румянец щек скрывала однодневная щетина.

Он подошел к кусту малины и отломил небольшую ветку. В этот момент он заметил наблюдавшую за ним Жюстину и замер. Затем почтительно приложил руку к козырьку фуражки, едва не уронив яблоки, которые все еще держал в руке.

— Доброе утро, мисс.

— Доброе утро, — ответила она, завороженно глядя на густые ресницы, оттенявшие его карие глаза.

Он взглянул с виноватым видом на яблоки:

— Они для коня капитана Хоксуорта. Мы с утра долго его объезжали, и я хочу его поощрить… Он обожает яблоки и листья малины.

— Вы очень добры, — сказала она.

Он улыбнулся, и на щеке у него образовалась ямочка.

— Могу я вам чем-то помочь, мисс?

Ей хотелось сказать «да», но за этим коротким словом стояло так много! А он все равно не был в состоянии помочь ей, так что бесполезно что-либо говорить.

— Нет, спасибо, — ответила она с вымученной улыбкой. — Я не хочу лишать Ланселота награды, которую он заслужил.

— Понимаю, — сказал он, хотя она знала, что он не понял. — Тогда я пойду. Еще раз с добрым утром, мисс.

Он помчался к конюшням. Она смотрела ему вслед и думала о том, что такие люди, как этот молодой человек, обладают какой-то собственной внутренней чувственностью. Сильная спина, уверенная походка, упругие бедра… нет ничего лучшего, чем это раннее проявление мужественности. Как бы ей хотелось попрактиковать на нем кое-что из того, чему ее учили в пансионе. Лорд Радерфорд обучил ее одному трюку, который, без сомнения, возбудил бы чувства этого юноши.

Но пока она размышляла о том, какой солоноватой на вкус будет кожа его лица, в ушах у нее зазвучали два голоса. Один принадлежал ее матери, и он напоминал ей со всей строгостью, что этот человек находится гораздо ниже ее социального статуса. Так что ей не следует даже смотреть на таких мужчин, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ними. Второй голос звучал более интимно, но причинял гораздо больше боли.