Его глаза были закрыты. Неожиданно она ощутила странное облегчение. Напряжение отступало. Она просто сидела и смотрела на Эдриана — лицо, темное от усталости, тень золотистых ресниц на высоких скулах, длинные поджарые ноги на полу.

Наверное, ее сердце онемело так же, как пальцы, а сейчас кровь снова прилила к нему, заставляя грудь вздыматься, а щеки гореть.

Нет сомнений, что, как и предсказывал француз, ей придется раскаяться в своем решении, но она не нашла бы покоя, если бы эти люди убили Эдриана.

Протянув к нему руку, Нора хотела ощупать его, чтобы найти источник кровотечения, но от прикосновения ее руки глаза Эдриана раскрылись, и Нора замерла.

Взгляд Ривенхема не выразил ничего и ужаснул ее своим ледяным спокойствием. Она быстро вздохнула:

— Ты ранен. Куда?

Эдриан мотнул головой. Его волосы рассыпались и скрыли лицо.

Ах да, кляп! Он же не может ответить! Нора поднялась на колени, нащупала узел на затылке у Эдриана и вспомнила о маленьком ножичке на хозяйской связке ключей. Одно движение, и дело было сделано.

Эдриан выплюнул тряпку изо рта. Нора сжалась в ожидании проклятий и оскорблений. Но Эдриан молча приподнял за спиной связанные руки.

У Норы вырвался нервный смешок.

— Куда тебя ранили?

— Развяжи мне руки, — охрипшим голосом приказал он.

Природная властность была в нем столь сильна, что Нора беспрекословно собралась ему подчиниться прежде, чем сообразила, что это может быть небезопасно.

В сомнении она опустилась на корточки. Ладони ее не потели, пока приходилось держать рукоять пистолета, но теперь Нора почувствовала, как они взмокли.

— Это разумно? — спросила она.

Их глаза встретились. Эдриан стиснул зубы.

— Ты боишься, что я тебя ударю? — хмыкнул он. — Считаешь, что теперь у меня есть для этого причины?

Это был не тот ответ, на который надеялась Нора.

— Не бывает причин, чтобы бить женщину.

— Какие возвышенные идеалы! — без выражения произнес он. — И даже когда женщина, целясь из пистолета, отдала человека в руки его врагов, ты все равно думаешь, что он не вправе использовать кулаки?

Холодная насмешка в его голосе заставила Нору сжаться.

— После того как она спасла ему жизнь, — да, он должен задуматься.

Эдриан мрачно усмехнулся:

— Согласен, ситуация спорная. Нет, Нора, я тебя не буду бить. Развяжи мне руки.

Легкость, с которой он назвал ее по имени, насторожила Нору.

— И не обидишь другим способом? — спросила она. — Обещай.

Усмешка сползла с лица Эдриана.

— Что ты себе вообразила? Что я изнасилую тебя здесь, в чулане? Мне уже становится непонятно, почему ты меня спасла.

На это ответа у нее не было. Она поднялась на ноги, ловко разрезала его путы и быстро спросила:

— Куда тебя ранили?

— Просто царапина, — бросил он. — Не о чем говорить.

Она обнаружила сырое пятно у него на рукаве. Ладонь оказалась в крови.

Нервно сглотнув, она подняла бывший кляп, разорвала тряпицу на полосы и туго обмотала его предплечье. Потом села на пол.

— Ждать всего несколько часов, — с сомнением в голосе проговорила она. Эдриан на ощупь был такой горячий. Его тепло как будто прилипло к ладоням. Нора бессознательно вытерла их о юбку.

— Лучше бы ты дала им убить меня.

— Вот она, благодарность!

Он нетерпеливо вздохнул:

— Благодарность здесь ни при чем. Я говорю о стратегии, о выживании. Ты играешь в игру, где нет места благодарности.

Она смотрела на него во все глаза.

— Я не играю ни в какую игру! Я... я спасла тебя, чтобы сохранить мир в доме, пока брат отсутствует. Вот и все!

— Вот как? Значит, моих людей усыпили ваши колыбельные напевы и яд тут ни при чем?

— Не яд, — возразила Нора. — Утром, они проснутся.

— А, значит, ты пыталась их лечить? Потому что их цвет лица вызвал у тебя беспокойство?

Нора нетерпеливо фыркнула:

— Зачем ты язвишь? Я же не скрываю, что усыпила их.

Эдриан кивнул:

— Значит, ты помогаешь изменникам, а по доброй воле или с неохотой, не имеет значения.

Эдриан был очень бледен. Норе это не нравилось, и она засомневалась, сказал ли он правду о своей ране. С другой стороны, какое ей дело?

— Мы можем поговорить об этом позже. После того как...

— Ты усыпила слуг короля, чтобы другие могли свободно действовать в твоем доме, — жестко проговорил он. — Зачем они приходили? Что взяли?

Нора отвела взгляд. Дрожащий свет лампы падал на грубые деревянные доски пола, вырывал из темноты стопу залитых воском сырных кругов. Дальше была сплошная тьма.

— Оружие? — спросил он. — Или свинец? Говори же!

— Почему я должна говорить? — Она снова повернулась к Эдриану. — Почему я вообще должна с тобой разговаривать? Кто вы для меня, сэр?

— Ну как же, я самая большая твоя забота. — Он удерживал ее взгляд, как будто хотел что-то разглядеть в ее глазах. — Будь это иначе, ты не стала бы останавливать этих людей и позволила бы им перерезать мне горло.

Лицо Норы вспыхнуло.

— Не льсти себе, что я сделала это из нежных чувств.

Он криво усмехнулся.

— И может быть, я в этом уже раскаиваюсь.

— Поздно. Ты, милая, уже влипла. Что бы ты ни говорила, тебе это не поможет.

Ласковое обращение выбило ее из колеи. Понятно, что это сарказм. Нора опустила взгляд на руки. Пальцы нервно теребили испачкавшиеся за эту ночь юбки. Она чувствовала себя изможденной, немытой, отупевшей.

— Слуги поднимутся только через несколько часов. Давай проведем их в тишине.

— Тебе известно, что я должен сделать, как только выйду из этой комнаты.

— Мне ничего не известно ни о твоих намерениях, ни о том, что ты должен сделать.

— Я тебе ясно все объяснил.

— ...и мне нет до этого никакого дела! — Она перестала возиться с юбками и гневно посмотрела ему в глаза: — Если ты арестуешь меня, то, думаю, я пожалею, что спасла тебе жизнь. Зато я по крайней мере смогу высоко держать голову на Страшном суде. А это куда важнее. — И не успел он ответить, как она добавила: — А кроме того, твоя смерть принесла бы на наши головы дополнительные беды.

Нора ждала резкой отповеди и даже сама могла подсказать ему аргументы: со всеми бедами, которые она уже на себя навлекла, что-то новое уже не имело бы никакого значения.