На подъезде к Караваеву был поворот, за которым строили коровник. Дорога за этим поворотом была так разбита, что лужа не высыхала на ней в самые жаркие дни. Через нее даже тракторы еле переползали.

По обеим сторонам лужи стояли, как два сторожа, кирпичные столбы. А по центру лужи была проложена кирпичная дорожка, известная только местным пацанам. Правда, дорожка всегда была скрыта водой. Но Пашка умел въезжать на нее так точно, что колеса велосипеда погружались в лужу всего лишь сантиметров на десять. Иной раз он проскакивал лужу по несколько раз за день, потому что это был самый короткий путь к речке.

Сюда он и вел своих обидчиков. Ехал, не торопясь – сзади даже посигналили пару раз – мол, нельзя ли быстрей.

«Сейчас-сейчас, успеете», – подумал Пашка.

Не сбавляя скорости, он уверенно въехал на дорожку, всем своим видом показывая: ничего опасного эта лужа собою не представляет, даже для велосипедиста.

Сзади взвыл мотор и сразу же послышался глухой удар. Потеряв твердь под колесами, микроавтобус опустился днищем на кирпичи. Ревел двигатель, колеса вспенивали грязную воду. Все впустую: машина засела намертво.

Отъехав в сторонку, Пашка остановился и состроил удивленную гримасу: что, мол, случилось? Я же проехал, и ничего, а вы почему застряли?

Ругаясь, толстяк высунул из кабины короткие ноги и, секунду подумав, ступил в лужу. Конечно, он ушел в воду чуть ли не по пояс!

– А-а! – завопил Колян. – Этот гаденыш специально нас утопил!

– Да тут все ездят! – весело и нахально крикнул Пашка. – Я ж не виноват, что вы водить не умеете!

Водитель посмотрел под днище машины, погрозил Пашке кулаком – и вдруг сорвался с места. С трудом передвигая ноги, он неуклюже бежал по луже, стараясь выбраться на сухое и догнать, скорее догнать этого рыжего гаденыша!

– Велосипед не выдержит двоих! – весело крикнул Пашка, изо всех сил нажимая на педали.

Разве может бегущий человек догнать велосипедиста, который опередил его метров на пятьдесят!

– А Витьку я вам в другой раз покажу. Когда ездить научитесь! – прокричал на прощание Пашка.

Огнем горело на ветру пострадавшее ухо. Но теперь оно было отомщено.

Пашка сделал огромный крюк через лес и выехал к «Известиям» с другой стороны.

– Что у тебя с ухом? – сразу заметил Саня, выскочивший на Пашкино кряканье.

Когда Пашка, довольный, рассказал о случившемся, Саня вздохнул:

– Вечно ты ищешь приключений. Ты же их уже три раза обозлил. Да еще как! За такие штучки они и взрослого не оставят в покое.

– Почему три? – удивился Пашка. – А, ты про бутылку! Так это ж ночью, они и не заметили ничего.

– Им хватит и того, что заметили. К «Звездочке» ты теперь ни шагу, это и ежу понятно. Я буду сам разбираться с Геркой.

– Ну, Чибис, ты даешь! – возмутился Пашка. – По-твоему, пусть они мне уши отворачивают ни за что, на муравейник грозятся посадить, а я спасибо должен говорить? Нет уж, дудки! Что я им, собственный? Пусть Геракла своего воспитывают.

– Ладно-ладно, – смирился Саня. – Поехали с твоей сестрой поговорим. Ты же говоришь, она много знает.

«Удивительный все-таки человек Пашка, – подумал Саня. – Сам что угодно может вытворять. Но кто ему захочет сделать гадость – к тому эта гадость обязательно обратно вернется. Как бумеранг!»

По шоссе они, от греха подальше, не поехали. А когда выбрались из леса, Пашка издалека показал на белеющий посреди лужи микроавтобус. Возле него уже тарахтел трактор.

– Вот где им клад искать, – довольно сказал Пашка. – Самое место.

– Пусть из грязи свое золото и добывают, – усмехнулся Саня.

Пашка недовольно отвернулся:

– Опять ты, Чибис, с какими-то намеками! Можно подумать, у тебя времени нет мне все рассказать. Вчера подглядывать потащил, а сам даже не сказал, что собираешься увидеть. Я еще и виноват оказался! Потом объясню, потом объясню… Я тебе как другу, с самого начала – и план, и все, без никаких секретов. А ты…

Пашка даже шмыгнул носом, так ему было обидно. Действительно, его бандиты похищают, уши крутят, а Чибис скрывает самое важное!

– Да понимаешь, Пашка, я же не мог прямо в кустах все тебе рассказывать, – стал оправдываться Саня. – Тем более, я сам только тогда все понял, когда их разговор услышал. А потом же мы как рванули! Ну не успел. Думал, сегодня и расскажу все в подробностях.

– Мог бы и сегодня не успеть, – трагическим тоном произнес Пашка. – Вот оторвали бы мне уши, чем бы я тебя слушал?

Саня засмеялся:

– Тебе оторвешь! Вон, качки в грязи копаются, сами не рады, что с тобой связались. Пошли лучше быстрее. Я у твоей сестры хочу узнать про Черный фолиант.

– Черный… чего? – переспросил Пашка.

– Книга такая старинная, в которой записан секрет превращения всяких там ненужных веществ в золото. Мне отец рассказывал. Понимаешь, что я подумал: Буздырин нашел эту книгу и сейчас как раз занимается алхимией. Ты вспомни вчерашний котел.

Пашка махнул рукой:

– Спросить-то мы спросим, а что толку? Может, Настя ничего про это не знает. Нам, Чибис, своим делом надо заниматься, а не за буздыринцами следить. А после сегодняшнего я их вообще видеть не хочу. У них свои дела, у нас свои. Будем потихоньку обшаривать свою церковь – обязательно вычислим клад.

– Да разве я против? – оправдывался Саня. Ему было ужасно неловко оттого, что он не все рассказал Пашке. – Но понимаешь, церковь ведь никуда не убежит. А Буздырина ни на минуту нельзя упускать из виду. Не малину же он приехал собирать! Герка правду сказал, я точно знаю. Геракл, когда хвастает, ничего утаить не может. Ты погоди, я к нему еще наведаюсь. В компьютере пошарю…

Когда ребята вошли во двор Пашкиного дома, Настя как раз надевала Бармалею ошейник – не настоящий, а против блох и клещей. Она была так увлечена этим полезным занятием, что даже не заметила красного Пашкиного уха. На всякий случай тот прикрыл его отросшими рыжими волосами.

Бармалей смешно крутил головой и дрыгал передними лапами: пытался снять с себя непривычную обновку.

– Павлик, а к отцу какой-то иностранец приходил. Я сказала, что Иван Кириллович в Москве до конца недели, он и ушел. Скажи про него папе, если будет звонить. А кто придумал ребенку такое страшное имя – Бармалей? – спросила Настя, поправляя ошейник. – Да вы только посмотрите на эту мордочку! Нет, я буду звать его Барми.

– А пасть у твоего Барми ого-го, – сказал Пашка. – До самых ушей. Подожди, вот вырастет, тогда поймешь, что это самый настоящий Бармалей. Бармалюга.