ВОРЖИШЕК (встряхивая его за шкирку). Невиновный, как же. Признавайся, что на реке делал?

ЙИРЖИ (закатывая глаза). Гли… Глину собирал.

КУЧЕРА (подходит, задыхаясь). Глина тебе зачем?

ЙИРЖИ (испуганно). Так я же гончар. Спросите любого, подтвердят – Йиржи-глиномеса вся округа знает. А глиномесу без глины никак нельзя, иначе какой же он глиномес.

КУЧЕРА (все еще задыхаясь, с подозрением). И что же ты мастеришь… Из глины?

ЙИРЖИ (уклончиво). Посуду всякую – чашки, плошки. Потом еще для одного пасечника делаю горшочки, в которых мед на рынок отвозить удобно. Да и хранить тоже. Хотя тут я, признаться, не уверен, сам мед не люблю, разве только на поминках съем ложку-другую…

ВОРЖИШЕК (снова встряхивает его за шкирку). Не верьте ему, господин следователь по особо важным делам! Станет пасечник платить за горшки из речной глины? У него же весь мед тиной провоняет! Вот, как мои руки(принюхиваясь) До чего же мерзкий запах… Как думаете, скоро отмоется?

КУЧЕРА (шипит в лицо Йиржи). Ты, мозгляк, с полицией не шути! Эти шутки плохо заканчиваются, уразумел?

ЙИРЖИ (плаксиво). Да разве же я…

КУЧЕРА (переходит на крик). Не смей врать! Отвечай, зачем тебе речная глина? Убийство задумал? В Големы метишь?

ЙИРЖИ (задыхаясь от страха). Убийство? Да вы что! Я же никогда, ни одной живой души…

ВОРЖИШЕК (дважды бьет его по лицу, гневно). Не юли, мразь! Отвечай на вопрос, который задал господин следователь по особо важным делам: на кой ляд тебе сдалась речная глина?

ЙИРЖИ (всхлипывая). Статую леплю.

ВОРЖИШЕК (заинтересованно). Похабную, небось? Девку с голыми титьками? Видал я такую статую в одном музее, чудо как хороша…

КУЧЕРА (раздраженно). Томаш, оставь эти глупости! (к Йиржи) Так что за статуя?

ЙИРЖИ (всхлипывая). Полководец Ян Жижка на коне.

КУЧЕРА (удивленно). На коне? Это где же такая громадина поместится?

ЙИРЖИ (продолжая всхлипывать). У меня мастерская в старом каретном сарае. Днем я там делаю посуду из желтой глины, а ночью набираю зеленую из реки, и до рассвета работаю над статуей. Конь уже готов, и ноги в сапогах…

КУЧЕРА (передразнивая). Конь готов… Ишь ты… А почему тайком лепишь?

ЙИРЖИ (удивленно). Так ведь Жижка.

КУЧЕРА (с прищуром). Ну, Жижка и Жижка. Ты же статую никому не показываешь. Лепи себе, что вздумается.

ЙИРЖИ (с вызовом). Я же не только для себя. Когда-нибудь вспыхнет новое восстание, прогонят чехи имперскую муть, захотят памятник поставить по этому случаю. А у меня как раз статуя готова.

КУЧЕРА (растягивая слова). Да вы, пане Йиржи, заговорщик?

ЙИРЖИ (понуро). Просто мечтатель. Хочу проснуться однажды и увидеть Прагу свободной! (начинает распаляться, к концу почти кричит) Чтобы никто не запрещал чехам читать газеты на родном языке. Чтобы на рыночной площади опять поставили кукольный театр, и я бы хохотал над проделками Кашпарека. Чтобы император Франц-Йозеф не запрещал моим детям изучать в школе историю Пражского Града, а на Витковой горе гордо возвышался памятник Великому Слепцу!(осекся, с ужасом глядя на Кучеру) Но мечтам этим не суждено сбыться. Вы же служите проклятым Габсбургам. Теперь и коня разрушите, и меня сгноите в темнице…

КУЧЕРА (дружелюбно). Бросьте, пане Йиржи. Мы же не немцы какие, на родном языке говорим. За мечты о свободной Праге я вас в темницу запирать не стану.

ЙИРЖИ (недоверчиво). Но… Вы же полицейский, а значит, обязаны арестовывать неблагонадежных.

КУЧЕРА (все так же дружелюбно). Пане Йиржи, я не служу Габсбургам. Я служу Праге и боролся за ее свободу, когда вы еще пешком под стол ходили.

ЙИРЖИ (затаив дыхание). В сорок восьмом году?

КУЧЕРА (кивает). Два дня на крепостных стенах… Чудом избежал австрийских пуль, но куда большим чудом было то, что меня не повесили за участие в мятеже. Допрашивал меня следователь по особо важным делам, пане Лукаш. Он разглядел в нескладном юнце что-то такое, что сам потом не мог объяснить. Любил повторять: «В тебе, Доминик, живет истинный пражский дух. Будь верен родному городу, никогда не предавай его!» Так что ступайте, пане Йиржи. Сделайте статую Яна Жижки и укройте от посторонних глаз. Верю, что однажды наступят времена, когда этот памятник поставят на Витковой горе.

ЙИРЖИ (кланяясь и все еще не веря своему счастью). Спаси вас Бог, пане Доминик. Пойду искать свое ведерко, я ведь его выбросил, когда побежал. Без ведерка-то глину не набрать, а глиномесу без глины никак нельзя, иначе какой же он глиномес.

МАРМЕЛАДОВ (окликает). Постойте!

ЙИРЖИ (испуганно). Что такое, ваша милость?

КУЧЕРА (раздраженно) Что вы задумали?

МАРМЕЛАДОВ (спокойно). Вам все же придется проехать с нами.

ЙИРЖИ (совсем испуганно). Куда?

МАРМЕЛАДОВ (все так же спокойно). В покойницкую.

ЙИРЖИ (завывая). Матерь Божья! За что же это меня сразу в покойницкую? Не убивайте, ваша милость, я ведь ни в чем не виноват.

КУЧЕРА (злобно). Что вы себе позволяете, пане Родион? Зачем нам тащить его в покойницкую? На каком основании? Вы же не имеете в Праге никаких полномочий!

МАРМЕЛАДОВ (пожимая плечами). Я думал, вы догадаетесь. Но могу и объяснить.

КУЧЕРА (с холодной яростью). Уж будьте так любезны!

МАРМЕЛАДОВ (спокойно). В покойницкой мы оставили глину. Помните? И если пане Йиржи так хорошо разбирается в разных сортах и породах, то сможет помочь нам определить из каких мест эту глину привезли.

ЙИРЖИ (радостно). Это я могу, панове! Ей Богу, могу. Да я любую глину распознаю с первого взгляда. Да я… (голос удаляется)

КУЧЕРА(рассказывает). Мармеладов снова переиграл меня. Пока я вспоминал былые годы, он воспользовался моментом и обдумал новую теорию. Хотя, идея привлечь к расследованию гончара, весьма недурна. Я бы и сам это предложил. Может быть, лишь минутой позже.

Свистнули извозчика. Пока ехали, я посвятил пане Йиржи в подробности трех убийств. Он сперва впал в ступор, услышав, что некто использует глину для столь злого дела. Для гончара и скульптора это, наверное, граничит со святотатством. В покойницкой, увидев три тела на столах, он закашлялся, и чуть было не лишился чувств, но в глазах мечтателя светилась решимость. Вот истинный сын чешского народа!