Это только кажется, что у них простая работа. Всего делов – вшить торпеду, закормить таблетками или при остром запое поставить капельницу. Только как избавить человека от мучительной зависимости, которой он сам не рад, но не имеет сил сопротивляться? Это трудная и тонкая работа, и специалистов таких мало, но если в принципе возможно вылечиться от алкоголизма, то Эдмундычу надо дать этот шанс.

Заодно Семен хотел позвонить сестре и попросить прощения за свою резкость. Фальцман знал за собою эту черту: он физически страдал, когда ссорился с кем-то из близких, и шел мириться первым, даже если чувствовал, что кругом прав.

Ларка тоже не умела долго дуться, и они поговорили очень душевно, несмотря на плохую связь.

Повесив трубку, Семен заглянул к хозяйке, деликатно оставившей его одного.

Галина Михайловна сидела перед стареньким черно-белым телевизором, на экране которого шли широкие мутные полосы, но сквозь них можно было разглядеть силуэт диктора. Звук был ничего, и Семен довольно быстро понял, что это «Кинопанорама» и речь идет как раз о творческих успехах режиссера Пахомова.

Галина Михайловна хотела выключить, но он махнул рукой, мол, давайте послушаем.

– Вам нравятся его картины? – спросила она сухо.

Семен пожал плечами.

– Кино хорошее, но у меня личный интерес.

– Надо же…

– Да, моя племянница снимается в его новом фильме.

Галина Ивановна тяжело поднялась из кресла:

– Давайте, доктор, я вам чаю налью.

* * *

От исполнения супружеского долга больше нельзя было уклоняться. Ольга терпела, стиснув зубы и сжав до боли кулаки, и удивлялась, как это муж не чувствует ее отвращения. Раньше она любила заниматься любовью, и хоть не достигала того пика наслаждения, о котором по страшному секрету шептались подружки, ей нравился сам процесс.

Муж всегда был деликатным любовником, а теперь стал еще ласковее и нежнее, только ей казалось всякий раз, будто она снова на том злосчастном пляже и снова ее насилуют хулиганы.

Горло сжималось от ужаса и стыда, но надо терпеть. Муж не может отказаться от своих потребностей, и, главное, без этого никак не получится ребенок, а они же хотят ребенка больше всего на свете. Они оба здоровы, просто пока не получалось, но главное, не терять надежды, и все будет хорошо. Родится малыш, и все наладится, старые страхи утонут в новых заботах, и Боря будет отличным отцом.

Женщина меняется после беременности и родов, так что все ее нынешние, как говорит мама, закидоны отпадут, как змеиная кожа, и она станет счастливой.

Поэтому надо терпеть.

На днях Ольга заметила, что у нее появился нервный тик, или как там это называется по-научному. Вдруг начинала подергиваться верхняя губа, а потом так же внезапно переставала. В зеркале это было практически незаметно, и Ольга решила, что это происходит оттого, что она слишком сильно сжимает рот во время секса. Но иначе не получалось.

Борис ликовал, что они наконец преодолели это, как он выражался, «наше обстоятельство» и зажили полноценной жизнью, но Ольга чувствовала, что с каждым днем становится тяжелее. Не хуже, не больнее, нет. И хулиганов она уже не так ненавидела, и мужа простила, только все труднее становилось вставать по утрам, все с меньшим желанием она бежала утром на работу, а вечером ноги совсем не несли ее домой. Не хотелось ничего.

Ольга терпеть не могла болеть, а сейчас обрадовалась легкой простуде, взяла больничный и почти неделю пролежала пластом в кровати, вяло перелистывая книгу. Она радовалась, что высокая температура немного дурманит ум, искажает реальность, и думала, что было бы неплохо остаться в гриппе навсегда.

Хорошо, что они живут с мамой, которая не даст раскиснуть окончательно, а иначе страшно подумать…

Возникло такое чувство, что она существует словно под водой, плавает в ней, ни на что не может толком опереться, а другие люди видят только слабую ее тень, и она тоже едва различает их смутные силуэты. Есть такое выражение – «как в воду опущенная», будто специально для нее придумано.

Только ребенок сможет спасти ее из этого полусна-полусмерти, но беременность все не наступала.

На службе заметили ее состояние. Коллектив в основном мужской, поэтому дух царит строгий, уважительный, не особенно принято лезть друг другу в душу, но она, очевидно, была так плоха, что даже прокурор поинтересовался, не случилось ли с ней чего и не требуется ли помощь.

Прокурор был человек хороший, ему не хотелось врать, что все в порядке, и Ольга призналась, что переживает из-за того, что никак не забеременеет. Прокурор сочувственно покачал головой и как бы в пространство заметил, что в критической ситуации можно выйти не только через дверь, но и в окно.

Ольга улыбнулась. Дамы-сослуживицы тоже считали, что ради дела не грех, а муж никогда ничего не узнает хотя бы потому, что не захочет знать, и даже советовали ей того или другого коллегу в качестве самца-производителя, и до «нашего обстоятельства» Ольга не то чтобы всерьез задумывалась об измене, но держала ее про запас, как огнетушитель.

Теперь мысль о том, чтобы пережить прикосновения чужого мужчины, вызывала в ней физическое недомогание.

…Муж наконец отпустил ее. Ольга осталась лежать, чтобы увеличить шансы оплодотворения.

Борис улыбнулся и поцеловал ее в щеку неприятно влажными губами, зашептал, как ему с ней хорошо, а Ольге хотелось только одного – чтобы он поскорее шел курить.

А ведь есть же еще один прекрасный выход, вдруг озарило ее. Можно просто развестись.

Надо признать, что муж сделался ей противен, и развестись. И неважно, мог он на пляже поступить иначе или не мог, прав или виноват, простила она его или не простила. Это неважно. Бывает, люди разводятся просто так, без веских причин, лишь потому, что надоели друг другу. Женщина теряет в глазах мужа привлекательность, и все. И пошла отсюда вон. При этом его не тошнит, не выворачивает наизнанку от ужаса от ее прикосновений, ничего подобного. Просто не так с ней приятно стало, как раньше. Морщины высыпали, фигура погрузнела – этого достаточно, чтобы бросить старую жену и взять молодую. Общество за это, конечно, порицает, но не так чтобы прямо позор-позор.

Ольга вздохнула, повернулась поудобнее. Нет, мама ее со свету сживет, если она только заикнется о разводе.

Надо рожать во что бы то ни стало, а пока заняться работой. Она же умная, эрудированная, энергичная, то есть перспективная, но она такая не одна. Сколько еще ей позволят изображать из себя вареную макаронину, прежде чем задвинут на задний план?

Каждый за себя, и нянчиться с ней никто не станет.

И что в итоге? Постылый брак без детей и такая же постылая работа? Нет, надо преуспеть хоть в чем-то.

Необходимо взять себя в руки, завтра накраситься поярче, уложить волосы и попросить у прокурора какое-нибудь интересное дело, чтобы он увидел, как у нее горят глаза и что она рвется в бой.