— Кени, а с чего тебе вдруг пришли в голову эти огненные шары?

— Ну, как бы круто было бы, — «с чего, с чего… читал про них много, вот с чего», — швыряешь их с обеих рук, а всё вокруг горит и взрывается.

— Ты всегда такой серьёзный, но иногда ужасно забавный, — Ленка засмеялась, — давай, ты будешь почаще забавным?

— Я тебе не нравлюсь серьёзным?

— Кени, ты мне всяким нравишься, — с нежностью сказала Ленка, — но иногда хочется, чтобы ты не всегда был таким серьёзным.

Я не выдержал и тоже засмеялся.

— Ладно, постараюсь.

Действительно, как-то слишком я загружаюсь. Можно подумать, что я отец семерых детей и единственный кормилец. Мне, в конце концов, всего четырнадцать.

Как только мы вышли за ворота школы, как-то незаметно рядом оказались двое крепких мужчин.

— Кеннер Арди?

— Да, это я. С кем имею честь?

— С вами хотят поговорить. Садитесь в машину.

— Кто хочет со мной поговорить?

— Вы всё узнаете на месте, — они даже не пытались выглядеть дружелюбно, — садитесь в машину.

— Я не собираюсь садиться в машину к незнакомым людям.

— Нам приказано вас доставить, и мы вас доставим. В ваших же интересах, чтобы это произошло мирно.

Я повернулся к Ленке и шепнул ей на ухо:

— На машине герб Ренских, запомни номер. Сразу сообщи маме. Сама не вмешивайся.

Ленка молча кивнула, глядя на меня испуганными глазами. Я повернулся обратно и спокойно сказал:

— Я отказываюсь ехать с вами куда бы то ни было. Предупреждаю вас, что если вы увезёте меня силой, то это будет квалифицировано как похищение.

Люди Ренских даже не снизошли до ответа. Они просто подхватили меня с двух сторон и закинули в машину. Посреди бела дня, при множестве свидетелей! Или я совсем ничего не понимаю во внутренней политике княжества, или Ренские вконец обнаглели.

Квартал Ренских занимал изрядную площадь в северной части города и был обнесён высокой кирпичной стеной. Хотя стена выглядела достаточно декоративно, наверху виднелись загнутые внутрь кронштейны с натянутой на них колючей проволокой. Надо полагать, колючей проволокой защита квартала не исчерпывается. Машина заехала в незамедлительно открытые ворота, проехала по дороге с жилыми домами по обеим сторонам, и подъехала к внушительному зданию главной резиденции. Меня вытащили из машины, и держа с двух сторон, потащили в здание. Хорошо хоть не надели наручники, но, впрочем, кто знает, что там впереди. Протестовать я не стал; протест, на который не обращают внимание — это всего лишь бессмысленное унижение.

Мы спустились по лестнице куда-то в подвал, и прошли по короткому коридору. Затем меня втолкнули в какую-то комнату с коротким напутствием: «Посиди тут», и дверь закрылась. Послышался щелчок замка, и меня заперли. Я огляделся. Комната размером метров так пятнадцати, с минимальной меблировкой в виде топчана из досок с тощим матрасом. Маленькое грязное окошко под потолком, забранное решёткой. В нише унитаз и раковина. Классическая тюремная камера. Бабуля явно неспроста решила покошмарить меня перед встречей — похоже, мне будет сделано предложение, которое мне сильно не понравится.

Бабушку Ольгу я прекрасно запомнил с нашей первой и единственной встречи, когда мне было меньше года. Уже одного того воспоминания было достаточно, чтобы понять, что она приказала меня сюда привезти совсем не для того, чтобы закормить внучка пирожками. Как вскоре выяснилось, кормление вообще не входило в программу визита — ни пирожками, ни чем бы то ни было иным. День понемногу начал клониться к вечеру, затем совсем стемнело, а я так и сидел. Я поигрался немного с мыслью о побеге, но потом со вздохом выбросил это из головы. Навыков ниндзя у меня нет, и через охраняемые ворота мне не пройти. Да и вообще стоит сначала выяснить что происходит.

В конце концов наступила ночь, и я решил, что мне в любом случае стоит выспаться, чтобы иметь свежую голову — ну, насколько это вообще возможно в таких условиях. Я всё же снял пиджак и брюки и аккуратно разложил их там, где почище. Сложно сохранить самоуважение, когда выглядишь опустившимся бомжом среди хорошо одетых людей, на что, очевидно, и был расчёт. Кое-как умостился на плоском матрасе, и заснул при свете тусклой лампочки под потолком. К сожалению, месяц листопад[13] в этом году выдался очень тёплым, и куртку я в школу не надел, а укрываться пиджаком не рискнул.

Проснулся изрядно озябший, когда уже совсем рассвело. Как следует умылся, сделал зарядку, и надел костюм. Осмотрев себя критическим взглядом, всё же решил, что выгляжу прилично. По законам жанра хозяева должны решить, что я уже дозрел, и скорее всего, вскоре меня ждёт встреча с дорогими родственниками. Не знаю, что они понимают под дозреванием, но добрых чувств к бабуле у меня не добавилось.

Примерно через час в замке загремел ключ и дверь открылась. В камеру заглянул один из вчерашних качков и махнул рукой мне на выход. Второй качок обнаружился за дверью. Меня опять потащили, крепко ухватив с боков — вряд ли они всерьёз ожидали от меня какого-то сопротивления, скорее это было ещё одно средство психологического давления. Средство, надо сказать, эффективное — если бы я был обычным четырнадцатилетним подростком, я бы уже наверняка паниковал.

Путь наш закончился на втором этаже, у красивой дубовой двустворчатой двери. Мы зашли в приёмную с секретарём, который сразу кивнул на дверь кабинета, куда меня довольно грубо втолкнули. Как только я обрёл равновесие после толчка, я осмотрелся. В кабинете присутствовали трое. За большим столом сидела и рассматривала меня Ольга Ренская, которую я сразу узнал. Её чувства ощущались прекрасно — какая-то смесь брезгливого любопытства и отвращения, что-то вроде чувств благородной девицы, разглядывающей неизвестно как заползшую на стол мокрицу. Второй была женщина средних лет с очень добрым лицом, при виде которого у меня сразу пробудилось ощущение опасности. Впрочем, в её чувствах ничего опасного не ощущалось, там превалировало равнодушное любопытство. Третьим был мужчина, который старался казаться незаметным, и от которого явственно несло страхом.

Наконец, Ольга прервала молчание:

— Ты знаешь кто я?

Я пожал плечами. Не имею ни малейшего желания облегчать работу старой крысе, пусть сама представляется.

— Я Ольга Ренская, твоя бабка, — и немного подумав, уточнила: — биологически.

Я слегка наклонил голову. Правила вежливости диктовали небольшой поклон, но в данный момент у меня не было ни малейшего желания соблюдать какие-то правила вежливости.

— Я сама представлюсь, Ольга, — сказала вторая женщина, — я Стефа Ренская, тётка твоей матери, и стало быть, твоя двоюродная бабка.

Ещё один намёк на поклон. По крайней мере, эта хотя бы не стала уточнять насчёт «биологически».