Но от этого он только еще больше желал ее...

В глубине души Доминик просто упивался радостью, оттого что поцелуй худосочного поклонника разочаровал Оливию! Вдруг он сообразил, что она ждет, и медленно покачал головой.

– Нет, – тихо сказал он, – вы ошибаетесь, мисс Шервуд. Все не так, как вы думаете. Нет, – вздохнув, продолжал он, – это я вам не нравлюсь.

Снова принялся за свое, с горечью подумала Оливия. Ей все больше становилось не по себе.

– Не понимаю, с чего вы это взяли.

– Вы старательно прячете глаза, когда я рядом. Не думаю, чтобы в этом был виноват страх... Скорее неприязнь, которую вы, несмотря ни на что, питаете ко мне. – Из-под полуопущенных век он изучающе вглядывался в ее смущенное лицо.

Поежившись, Оливия отвела взгляд в сторону, потом, вспомнив его слова, заставила себя посмотреть ему в глаза и спросила с напускной холодностью, которой вовсе не испытывала:

– Почему вы решили, что я недолюбливаю вас, сэр?

Ведь я едва вас знаю, не так ли?

– Но кажется, вам вполне достаточно и этого.

По-видимому, он не оставит эту тему, будь он проклят!

Оливия со вздохом сцепила пальцы. Что ж, мстительно подумала она, если он добивается от нее честности, он ее получит.

– Я вовсе не собираюсь вам лгать, сэр. Мне не нравятся сплетни, но, вынуждена признать, о вас много говорят...

– О Боже, нисколько не сомневаюсь! Давайте, мисс Шервуд, не стесняйтесь! Расскажите же мне все, что вам говорили.

Итак, разговор принял направление, которое было ей весьма не по вкусу. Однако у Оливии не было выбора: если он так хочет, она скажет ему правду.

– Рассказывают, что вы большой любитель женщин, милорд.

– Что ж, это так, отпираться не буду, но, наверное, я не единственный мужчина в Англии, который любит прекрасных дам.

– Это верно, – кивнула она, – и это естественно, иначе у нас в стране остались бы одни старики.

– Рад, что хоть тут мы с вами одного мнения, – дрогнули в усмешке уголки его губ.

– Но говорят также, – неумолимо продолжала она, – будто вы славитесь тем, что растоптали не одно женское сердце, милорд.

– Так, стало быть, вы считаете меня распутным негодяем? Соблазнителем? – с недоверием переспросил Доминик.

– А вы это отрицаете? – Оливия взмолилась про себя, чтобы назавтра, проспавшись, Доминик не вспомнил ни единого слова из их разговора. Если бы она не знала, что винные пары затуманили ему голову, ей и в голову не пришло бы вести с ним подобную беседу!

– Позвольте мне кое-что сказать вам, мисс Шервуд. Из-за моего наследства лондонские газеты проявляют ко мне чрезмерный интерес. Когда я увидел вас в Рэвенвуде, то подумал даже, уж не подослал ли вас какой-нибудь бульварный листок. Осмелюсь преподнести вам один урок в понимании нынешнего общества: и половине того, что печатают, нельзя верить.

– И тем не менее, сэр, я не выношу мужчин, которые используют женщин для своих целей.

– Еще один урок, мисс Шервуд. – Запрокинув голову, Доминик коротко хохотнул. – На свете столько же женщин, которые используют мужчин в своих целях. Они идут под венец, чтобы заполучить состояние, занять более высокое положение в свете. Или обрести титул.

Он не убедил Оливию.

– Но почему же джентльмены заводят себе любовниц? Просто не понимаю, почему нельзя удовлетвориться одной женщиной? Я презираю... да, да, презираю!.. мужчин, которые способны отшвырнуть женщину, словно стоптанный башмак!

– И вы верите, что я так поступал?

– А разве нет, милорд? – тоном возмущенной праведницы вопросила Оливия.

– Милорд...

Доминик до боли стиснул зубы. В его памяти вдруг возник дрожащий детский голосок: «Так кто же вы, цыган... или граф?» Нет, он не был графом. Графом был его отец... и останется им навсегда. Беда в том, что остальные упорно продолжали считать его, Доминика, графом Рэвенвудом. Господи, он до сих пор не мог без горечи слышать это! А сам он... кем он сам себя считал? Графом? Или же цыганом?

Ни тем, ни другим, признался он себе. Сколько он себя помнил, он всегда разрывался на части между двумя мирами...

Не выдержав тяжести воспоминаний, Доминик вскочил на ноги. Он навис над ней, как грозовая туча. Оливия испуганно съежилась на стуле. Ей показалось, что сейчас разразится буря.

– Так когда-то вышвырнули мою мать, мисс Шервуд. Но я никогда... вы слышите?.. никогда не поступлю так ни с одной женщиной! – подчеркнул он. Взгляд его прожигал Оливию насквозь. – О, не стану убеждать вас, что отличаюсь постоянством! Я расставался со многими женщинами, но всегда только по взаимному согласию. Что до Морин, позвольте напомнить вам: не я бросил ее! Это она бросила меня! И вот вам доказательство, что я не лгу! – Он ткнул пальцем в белевшее на столике письмо. – И еще... Что бы вы ни говорили, мисс Шервуд, я могу быть счастлив только с одной женщиной! Просто я пока не нашел ее, – совсем тихо добавил он.

Он замолчал. Оливия была потрясена до глубины души. Сейчас в его голосе чувствовалась искренность, не та, которая бывает вызвана винными парами, а настоящая, подлинная. Может, она ошибалась в этом человеке? Или в сплетнях, которые она слышала, не было ни капли правды?

Доминик широкими шагами подошел к высокому, до самого потолка, окну, выходившему в розарий. Заложив руки за спину и широко расставив ноги в высоких кожаных сапогах, он задумчиво смотрел вдаль.

Оливия бесшумно поднялась. Затаив дыхание, она вглядывалась в гордый разворот его плеч, на фоне окна казавшихся особенно широкими.

– Простите, – тихо пробормотала она. – Мне совсем не хотелось обидеть вас...

Сначала ей казалось, что он не услышал. Но когда он повернулся к ней лицом, Оливия невольно вздрогнула. Ни тени улыбки не было на этом суровом, словно окаменевшем лице.

– Я не сержусь. И не обижаюсь, – коротко бросил он. – Просто я безумно устал от всех глупых сплетен... Берутся судить меня, а ведь даже не знают и не хотят знать, как было на самом деле!

Он имеет в виду ее! Жгучий стыд охватил девушку. Она багрово покраснела. Какой же ничтожной, жалкой и маленькой вдруг показалась она себе! Доминик отвернулся.

– Ступайте домой, мисс Шервуд, – устало сказал он. – Так будет лучше всего. К тому же уже начинает темнеть.

Голос его был суровым... почти надменным. Оливия поспешно присела.

– Доброго вечера, милорд. – Она бесшумно юркнула за дверь и на пороге обернулась. Последнее, что она увидела, была его высокая, словно высеченная из гранита фигура, безмолвно застывшая на фоне окна.

Торопливо пробежав по коридору, Оливия пересекла холл и выскочила наружу. Она даже не заметила, как пустилась бежать. Ей так хотелось оказаться как можно дальше от Рэвенвуда... и его хозяина... что она бежала все быстрее, пока совсем не задохнулась. Только тогда Оливия, опомнившись, перешла на шаг.