А на 23-е февраля я подарил ему одеколон «Кармен», дед был с бодуна и немедленно одеколон этот выпил. (Венедикт!) Я по малости и не понял, почему так этим одеколоном прёт. А дед повеселел.

Дед вообще весёлый, когда пьяный. Когда он очень пьяный – он берёт друга Румына и гармонь. Играть на гармони они не умеют, но гармонь мучают как хотят.

А ещё, бывало, к деду заходил очень удивительный человек. Он был какой-то другой, тоже алкаш, но не как дед с Румыном, а какой-то другой. От него исходило что-то. Он был загадочен и грустен. Они выпивали, и этот человек смотрел как-то особенно, и на меня, и на Хому, и на Кирюшу, и на васильки перед домом и на тополь, который спилил потом Румын, на весь мир, как мне казалось, даже Кирюше это казалось. Он говорил мало и непонятно, но он был как мир.

Потом он спал под тополем и Мишка увозил его на мотоцикле куда-то, а человек потом возвращался на гусиничном тракторе, со стороны болота, возвращался с пьяным трактористом Другом Румына, которого звали Усой, а Усой был другом Витьки Копчёного, который умер.

И они продолжали пить и говорить. И этот человек был самый трезвый из них. И самый светлый из всей этой компании.

Человек этот был Венедикт.

Так я маленький смотрел в глаза Венедикту. У него ещё всё в порядке было с горлом, и он был всегда в резиновых сапогах и костюме. Это был 1986-й год.

Он очень любил антоновку, которая росла у деда в саду, если две яблони можно назвать садом. Мишка потом эти яблони спилил. Почему люди постоянно спиливают мой тополь и мои яблони?

Мишка – это сын деда и брат мамы. Он катает меня на мотоцикле «Восход-2м» и возит далеко, туда, куда я один никогда не хожу. На дальние болота, где мне не страшно, но про дальние болота рассказывают всякие истории, про то, что там живут привидения и про то, что там трясина, в которую затягивает, а потом люди таинственно появляются, но уже мёртвые. Кирюша сам видел мёртвого в лесу. Потом рассказывал про него на чердаке и Жужа, который живёт на том конце деревни, боялся домой идти. А мне потом этот мёртвый приснился. Он одиноко ходил по своему болоту и светил себе под ноги фонарём. Как плохо, наверное, быть мёртвым, думал я. Это так одиноко, быть мёртвым.

Я попросил Мишку отвести меня на дальние болота на мотоцикле, и Мишка меня отвёз. Никаких там мёртвых, естественно, не оказалось, зато там находился старый разрушенный кирпичный завод. Я понял, что мы должны пойти в экспедицию. Кирюша, которому я рассказал про завод, долго не соглашался, утверждая, что это мёртвых завод, что они там делают гробы и что они нас там уволокут.

16.01.11.

Куда-то собирают этап. Может меня закажут? Сижу на иголках. Утро выжигает мозги. В соседней хате стучат деревянными молотками по решёткам, чтобы найти пропилы. Сейчас к нам зайдут, надо будет спросить Рубена насчёт этапа, если Рубен будет. 162-й день тюрьмы.

Миха совсем грустный ходит. Общаемся только по-немецки. Зачем только?

Когда шёл дождь, я всегда радовался ему, я закрывался один и смотрел на то, как капли падают и разбиваются и как им при этом хочется быть, наверное, снова на небе. А когда шёл снег, я не верил в то, что снежинки – это вода. Я думал, что снег – это снег, это такая фиговина, снег.

Теперь я смотрю на снег и понимаю, что это вода. Прошло 25 лет.

Смотри, кот, если Михе дадут 20 – это значит, что выйдет он в 62 года.

А если у меня отмотать 20 лет – это мне будет 11. В 11 лет я начал курить. Совсем уже всё понимал и многое знал, но всё ещё сомневался в том, что снег – это вода. Интересно, как Миха думал про снег?

Миха, – говорю я, а что ты думал про снег, когда был маленький? Ты знал, что снег – это вода, только замёрзшая?

– Замёрзшая вода – это лёд, – говорит Миха.

– А снег?

– Снег – это снег. Это не вода совсем.

– Всё ясно. Пойдём гулять сегодня? Там снег.

– Холодно.

– Ну и фиг с тобой, я один пойду.

– Одного тебя не поведут.

– Ну тогда я буду спать, может Настя приснится.

– Сегодня обязательно приснится. Ты когда будешь засыпать, в самый момент засыпания, когда уже мысли текут произвольно – заставь себя подумать о ней и позови её, и она придёт. Я так всегда делаю.

– И она приходит?

– Каждый день, уже три года.

– Мне иногда сама просто так снится.

– Просто так она не снится, поверь. Она тебя зовёт значит. И ты её зови. У вас всё будет хорошо, сидеть-то тебе понты.

– Такие уж понты…

– Абсолютные.

21.01.11.

Приезжала мама. Сделала вещевую передачу. Смешная какая-то куртка с капюшоном, обшитым мехом пластмассового зверя, джинсы мудацкие, и полуубитые боты. Где только откопала это барахло?

Был ещё свитер, но он сразу пошёл на коня. Свитер в дорогу у меня есть, если поеду зимой, конечно, а вот наши кони пришли в полную негодность. Теперь мы распускаем свитер на нитки, потом связываем эти нитки, чтобы получилась одна такая большая нитка, а затем уже эту большую и длинную нитку перекручиваем карандашами, я стою возле окна и кручу по часовой стрелке, Росомаха стоит возле тормозов и крутит в противоположную сторону. Потом распускаем кусок пропиленового мешка и вплетаем эту пластмассу в нашего коня. Верёвка получается прочной и теперь, если аккуратно обращаться, она прослужит недели три.

Приходил «Батюшка» опять. Брызгал святой водой. Что-то зачастил. Не к добру это.

Спать хочется. В башке две новые песни.

И Настя.

Насть, слышишь, где бы ты сейчас не была и с кем бы ты ни была, знай, я люблю тебя. Люблю насколько это только возможно.

Перебираю в памяти всех своих знакомых. Никто из них не сидит. Странно.

Не дай бог, конечно, сесть. Сидеть – это скучно, хоть и полезно от ума и амбиций.

Скоро полгода как я сижу. Как раз 6 февраля, мой день рождения.

Жопа какая, мысли путаются, и я не понимаю, зачем всё это пишу.

Спать.

К нам привели чувака Ваньку. Едет из Волоколамского централа куда-то на восток. Парень хороший статья