Тяжелый бархатный полог откинулся, и в комнату вошла женщина. Была она уже не очень молода, но явно старалась произвести впечатление. На ней было длинное кимоно, на голове парик, который удерживали длинные деревянные шпильки. Дама пыталась пародировать гейш – этих японских жриц любви. Но что хорошо японке, то русской бабе за сорок… м-м-м… так себе. Полная грудь деревенской красавицы и ее толстая попа оттягивали тонкий шелк, заставляя его некрасиво бугриться и идти складками. К тому же роста продавщица Ира значительно превосходила самую высокую японку, оттого кимоно доходило ей лишь до колен, а при движении позволяло лицезреть полные белые ляжки.

– Ирина?

Женщина охнула.

– Вы кто такие? А где Валера?

– Если вы про своего любовника, с которым сговорились избавиться от его матери, то он сейчас едет в больницу.

Ирина очумело потрясла головой. Парик съехал ей на одно ухо, и обнаружилось, что под ним у Ирины огненно-рыжие кудри. Крашеные, должно быть.

– Валера уехал? А почему? Он не сказал?

– Он очень раскаивается, что позволил вам уговорить его пойти на преступление против родной матери.

Ирина молча уставилась на Сашу.

– Ничего не понимаю. Ты кто такой?

– Я расследую случаи исчезновения людей, которые слишком часто стали случаться в вашей местности. Вы об этом что-нибудь слышали?

– Слышала, – кивнула Ирина, которая как-то вдруг сразу притихла и даже побледнела.

Или это слой пудры создавал такой эффект? Саша не мог окончательно решить, в чем тут дело.

– А ко мне вы зачем явились? – спросила Ирина едва слышно.

– Это же вы посоветовали вашему любовнику избавиться от матери! Вы придумали, чтобы все дело представить таким образом, словно бы старушка пошла в лес да там и сгинула, заблудившись.

Краски постепенно возвращались к Ирине. И стало ясно, что пудра тут ни при чем.

– Кто сгинула? – улыбнулась женщина. – Бабка Таня? Да она в этих местах родилась и выросла. Нипочем бы она не заблудилась!

– И тем не менее первоначальная версия у следствия была именно такая.

– Если расследование ведете вы – городские, тогда понятно, – расхохоталась Ирина. – А если бы вы деревенских спросили, то все в один голос бы вам сказали, всех пропавших забрала к себе лесная девка.

– Да-да, я что-то про нее слышал. Но это же легенда, не так ли?

– Пока люди пропадать не стали, я тоже так думала. А теперь иначе считаю.

– И много народу пропало?

– Всего по нашей местности человек десять наберется.

Десять! Ничего себе! А Саша слышал лишь про двоих. И еще старик, у наследников которого Стас купил дом. Но можно ли считать старика добычей лесной девки? Его тело она с собой не забрала, оставила на болотах у мельницы. Впрочем, зачем ей старик? Она до молодых и сильных мужиков охоча.

– И все эти десять человек пропали без всяких следов?

– Тел их так и не нашли. Поэтому я и говорю, что лесная девка есть. Иначе как объяснить, что до сих пор пропадали лишь мужчины – молодые и здоровые?

– Был один старик. Охотник. Правда, он не пропал, он погиб.

– Ну да, был, кажется, – нехотя признала Ирина. – Но это исключение. Куда чаще пропадают молодые мужики. Я сама в числе пострадавших, у меня близкий друг пропал. И… и еще один. Соседи даже меня «черной вдовой» окрестили, только я ни в чем не виновата, если мужик в лесу заблудился и пропал, то при чем тут я?

– Но вы не отчаиваетесь, правильно? Насколько я знаю, у вас и без пропавшего друга полно друзей мужского пола.

– А ты в мою личную жизнь не лезь! – нахмурилась женщина. – Молоко на губах не обсохло, а туда же! Учить он меня вздумал!

– Дело ваше, живите, как хотите. Но убийство пожилой женщины вам с рук не сойдет.

– Да кто кого убил?

– Ваш любовник фактически признался в совершении им злодеяния в отношении родной матери. А сделал он это по вашему наущению.

– Что сделал? Кто сделал? Какой конкретно любовник? Имя назови!

– Вы не будете отрицать, что состоите в интимной связи с Валерием.

– Никогда правду не скрывала, – гордо сообщила Ирина. – Состою!

– И вы подговорили его избавиться от родной матери.

– Чтобы Валерка бабку Таню – мать свою бы обидел? Да вы что! Он ее любит!

– А вы?

– А мне-то чего? Она ко мне не лезет, я к ней в дом не напрашиваюсь. Живем себе. Она в Борках, я в Силино. Считай, что не пересекаемся.

– Значит, никаких разногласий у вас с пропавшей женщиной не было?

– Нет.

– А у Валеры? Надеялся он получить наследство после матери?

– Так все и так его будет. Других детей у баб- ки нет!

– Гражданка, напрасно отрицаете и путаете следствие. Ваш любовник звонил вам не далее как час назад. Разговор записан. И в нем он прямо указывает на вас как на сообщницу совершенного им преступления. И упрекает, что в случае чего отвечать придется не ему одному.

– Так это он про свою жену говорил! Она у него ревнивая, жуть! Если прознает, что мы с Валеркой снова снюхались, крышка ему будет!

– Значит, это он свою жену так боялся?

– Она у него настоящая мегера! Чуть что, сразу в драку. Баба Таня на что боевая, а и то от невестки в деревне спряталась.

– И как же вы не побоялись встречаться с женатым кавалером, у которого такая жена буйная?

– А чего мне стесняться? Я с Валеркой еще прежде нее знакома была. И любовь у нас с ним еще в школьные годы случилась. Только его в армию забрали, а я дура тогда была, не стала его дожидаться, с другими закрутила. Он пришел, на мне жениться не стал, Верку эту себе выбрал. Только старая любовь она ведь не ржавеет. Что у него, что у меня в сердце теплилось. Встретились, былое вспомнили, поняли, что дров наломали, и решили, что теперь у нас все иначе будет.

– А баба Таня была в курсе?

– Не знаю. Может, Валера ей и говорил, но я точно нет. И он тоже вряд ли, потому что, когда она на днях в магазин заходила, то со мной приветливо поздоровалась и поговорила так с усмешечкой, но в целом хорошо, как со старой знакомой. Знай она про то, что у нас с Валерой снова любовь случилась, уж она бы меня пропесочила, что у живой жены мужа увожу. Как ни претит бабе Тане ее невестка, а я еще хуже. Та хоть и стерва, но порядочная. А я – оторви да брось, так она меня всегда называла. Нет, для своего сына бабка жены, вроде меня, точно бы не хотела. Баба Таня сама рано овдовела, но всю жизнь память мужа чтила. Ни на одного мужчину так и не посмотрела после него. Как можно, у них же идейный брак был. Она секретарь комсомольской организации, он парторг у себя на заводе. Но у всех темперамент разный, где уж ей с ее комсомольским воспитанием меня понять.