Джессика выложила перед Беатрис все рецепты и слушала, как та рассказывает об ингредиентах разных блюд и о способах их приготовления, но ее мысли были далеко.

Джессика Донован никому не позволит избивать ее подруг. Просто не позволит, вот и все.

Макс просто не мог поверить, что половина ноября уже прошла. С тех пор как он поцелован Оливию в тот дождливый день, время летело стремительно. Они часто проводили время вместе: читали книги в библиотеке, разговаривали в гостиной, играли в теннис, когда позволяла погода, хотя таких дней было немного. Но Макс больше ни разу не поцеловал ее. Но не из-за того, что не хотел, дело в том, что им не удавалось остаться наедине. Если бы это случилось, он непременно бы не удержался от того, чтобы не прикоснуться к ней.

Макс вошел в столовую для завтраков. Впервые со дня своего приезда в Стрэтфорд-Хаус он не застал там дам, сидящих за своим утренним шоколадом. Но там был Стрэтфорд. Он ходил взад-вперед у буфета, будто никак не мог решить, что выбрать на завтрак, в то время как Лэнгли говорил ему что-то тихо, но настойчиво.

— Что-то случилось? — спросил Макс, когда они замолчали и посмотрели на него.

Стрэтфорд вздохнул:

— Вчера вечером у Оливии был приступ лихорадки. За ней ухаживают сестры.

Черты лица Стрэтфорда заострились от беспокойства. У Макса сжалось сердце.

— Лихорадка? Она…

Он не смог окончить фразу. Она в опасности? Нет, этого не может быть. Вчера она выглядела совершенно здоровой. Тем не менее выражение лица Стрэтфорда вызвало у Макса дикое сердцебиение.

Стрэтфорд, казалось, понял неоконченную фразу Макса.

— Непосредственной опасности нет. Но когда ее лихорадит, это всегда повод для беспокойства. Мег чувствует, что она слабеет от каждого приступа.

Стрэтфорд наконец остановил свой выбор на яичнице, положил себе немного на тарелку и сел напротив Лэнгли. Он взглянул на Макса, все еще стоявшего в оцепенении в дверях, и предложил:

— Позавтракай, Хэсли.

Макс заставил себя кивнуть и на негнущихся ногах подошел к буфету, но туман, застилавший его глаза, не позволял оценить расположенные на буфете блюда. Он положил себе что-то на тарелку и сел рядом со Стрэтфордом.

Она слабеет с каждым приступом? Сколько же у нее их было?

Он мог бы попросить увидеться с ней. Но это было бы слишком бесцеремонно, ведь он не был членом семьи. Или официальным поклонником. Даже если бы и был, совершенно неприлично просить разрешения увидеть ее во время болезни.

— Могу я ее увидеть? — вырвалось у него. Черт. Он не может себя контролировать. Он просто не мог противостоять жгучему желанию видеть ее, чтобы убедиться, что она в порядке.

Стрэтфорд застыл с тостом в руке.

— Э… Я спрошу у Мег.

— Спасибо.

С того момента как вошел Макс, Лэнгли не проронил ни слова, но теперь взглянул на него с участием.

— Вы с мисс Донован стали друзьями, не так ли?

Лэнгли не обвинял, ни в коей мере не вмешивался, но Макс почувствовал себя куском мяса, которое эти двое мужчин намерены сначала отбить, а потом съесть — кусок за куском.

— Да, — спокойно ответил Макс. — Нам нравится общество друг друга.

— Вы проводите с ней довольно много времени, — непринужденно произнес Лэнгли. — Вам обоим нравится играть в теннис, не так ли?

— Да.

— Для тенниса погода слишком холодная, — вмешался Стрэтфорд, обнимая ладонями чашку с горячим кофе. — Особенно для человека со слабым здоровьем, таким, как у Оливии. В теннис нужно играть летом, это касается даже крепких людей.

— Погода и впрямь не очень баловала. Но за две прошлые недели мы играли всего раз или два. — Что-то внутри Макса сжалось, ведь еще вчера они сыграли партию. — Вы же не думаете… вы не думаете, что теннис стал причиной ее лихорадки?

Неужели в этом виноват он, забеспокоился Макс. Может быть, ему следовало настоять на отмене игры из-за холодной и ветреной погоды?

Но она бы запротестовала.

— Не знаю, — протянул Стрэтфорд.

Лэнгли пожал плечами:

— Трудно сказать.

Стрэтфорд отпил глоток кофе.

— Мег уверила меня, что она, Феба и Джессика уже не раз проходили через это. Я имею в виду болезнь Оливии. Они знают, что надо делать. Мег сказала, что температура уже немного спала.

Вот опять. Опять этот разговор о том, что проблема повторяется. Макс решил поддержать эту тему:

— Уже не раз? Вы хотите сказать, что мисс Донован подвержена приступам лихорадки?

— А разве она вам об этом не рассказывала? — удивленно поднял брови Стрэтфорд.

— О чем не рассказывала?

— Когда Оливии было девять лет, она подхватила малярию и чуть было не умерла.

Макс попытался не выдать себя, но что-то оборвалось у него внутри. Представить себе девятилетнюю Оливию смертельно больной…

— Так же, как ее отец?

— Да, — подтвердил Стрэтфорд. — Она тогда справилась с этой болезнью, а ее отец — нет. Но она все еще время от времени страдает от приступов лихорадки. И слабеет с каждым приступом. Поэтому ее сестры каждый раз безумно боятся, что она может не поправиться.

Теперь ему стала понятна сверхзабота ее близких. Но почему она скрыла от него эту важную подробность? Его это рассердило: в конце концов, она не обязана рассказывать ему все, но Максу почему-то было больно. Это означало, что Оливия ему не доверяет. Во всяком случае, не полностью.

— По правде сказать, никому из нас не нравится, когда она отправляется на свои долгие прогулки. Оливия может внезапно почувствовать себя плохо, а никого не будет рядом, чтобы помочь ей. Однако, — пожал плечами Стрэтфорд, — я скоро понял, что в этом вся Оливия. Она любит одиночество, и ей нужна свобода. Ей необходимо чувствовать себя сильной… и она действительно сильная. Если не физически, то во многом другом.

Макс не знал, что сказать. Такую информацию было слишком трудно так быстро переварить. Оливия, его Оливия, смертельно больна. В данный момент она лежит наверху в своей постели и страдает от этого страшного заболевания, когда он зачем-то обсуждает все это с этими мужчинами, ведь он хотел быть рядом с ней.

Стрэтфорд похлопал Макса по плечу:

— Поедем, покатаемся. Все лучше, чем сидеть дома и волноваться.

Максу не хотелось уезжать от Оливии далеко. Что, если он ей понадобится?

Но он все же кивнул. Ведь как он мог быть ей полезен, когда с ней доктор и ее сестры.

Стрэтфорд прав. Макс не перестанет беспокоиться, но он сойдет с ума, если останется дома, не сможет ее увидеть.

На следующий день Оливии стало гораздо лучше, хотя температура была все еще высокой, голова болела, в глазах была резь. Ей то становилось жарко и она отбрасывала одеяло, то накрывалась им чуть не с головой, дрожа от холода.