Короткое приветствие.

И взгляд такой, хозяйский, словно он уже уверен, что все-то вокруг принадлежит ему.

– Понятно… понятно… а это, стало быть, ваша дочь?

Прозрачные глаза вперились в Брунгильду.

– Крепкая. Деток хороших родит, да… а это мой племянник. Никас, подойди, поздоровайся. Умный мальчик. Вот увидите, он скоренько освоится.

Брунгильда в том весьма сомневалась.

Никас в ближайшем рассмотрении оказался худым и краснолицым. Пудра с парика осыпалась, приклеивалась ко лбу и оттого казалось, будто само его лицо покрыто то ли плесенью, то ли коростой. В прозрачных глазах мелькнуло удивление.

Растерянность.

Что ж, она ему нравится ничуть не больше, чем он ей. Вот уже и нашли что-то общее.

– Побеседуем предметно? – предложил Авияр Денальди, известный купец и владелец небольшой флотилии из двенадцати судов. И отнюдь не все из них были торговыми, хотя таковыми числились.

В общинном доме стояла тишина.

Пахло… бедой. Не хлебом, ибо зерно закончилось еще когда. И не сушеной рыбой, которую доедали последней. Пахло тоской.

Сыростью.

И старыми шкурами.

– Удивительно, – Авияр огляделся и потер руки. – Просто удивительно… взгляни, мальчик мой…

Мальчик взглянул. Он, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не броситься прочь. И теперь, его глазами, Брунгильда вдруг увидела царящую вокруг нищету.

Солома на полу, пусть и смешанная с ароматными травами, но аромат их давно иссяк.

Очаг.

Пустой.

Горючих камней осталось мало и потому очаг растапливали лишь ночью, когда холод сковывал стены.

Лавки.

Столы. Темные и старые.

– Думаю, настало время поговорить серьезно, – Авияр присел первым. Как хозяин. Но пока еще не на место вождя.

Пока.

– Серьезным людям. Пусть… уйдут, там уже должны начать разгрузку. Ты говорил, что зерно нужно срочно.

– Ворон. Займись.

– А ты? – Ворону явно не хотелось уходить, но и ослушаться своего конунга он не смел. – И эти…

– О, не стоит волноваться. Моя охрана. Человеку серьезному негоже выходить без охраны. Даже к друзьями.

Авияр оскалился.

– Они подождут нас за дверями. И вы можете оставить кого.

Он чувствовал себя не просто уверенно. Он точно знал, что никто-то на острове не причинит вреда ни ему, ни его снулому племяннику, который растерянно озирался, явно не решаясь присесть.

– Что ж, теперь о деле, – Авияр потер руки. За Вороном закрылась дверь и в доме стало сумрачно. Окна здесь появились уже при отце, и де узкие, под самым потолком. На ночь их закрывали ставнями, и света пробивались капли. Этого света хватало, чтобы вовсе не сидеть во тьме.

А от чужаков пахло цветами.

Странно так.

Резко.

– Я готов и в дальнейшем поставлять Островам зерно и иные товары, ибо всегда думал, что дружить лучше, нежели воевать, – руки у него тоже не мужские, длинные, узкие и с тонкими пальцами. А еще белые да гладкие, такие если и бывают, то у детей. – И потому имею выгодное предложение. Одно дело, конечно, договор и торговля, но и она может идти на разных условиях.

– Ближе, – Торвальд Рваное ухо никогда не любил болтунов. А уж этому, чуяла Брунгильда, вовсе с превеликим удовольствием свернул бы шею. – К делу.

Но не мог.

Год выдался на диво неудачным. И ладно бы только этот. Когда все началось? С северными ветрами, которые пришли раньше, нежели обычно? Старик Хорм еще тогда жив был и, понюхав воздух, сказал, что не к добру оно.

Готовиться надо.

Тогда его ворчание никто не воспринял всерьез. Ветра? Бывает. Вслед за ветрами приходят косяки жирной селедки, и тогда на берегах денно и нощно пытают костры. Море кипит от чаек и лодок. Стонут сети и валятся от усталости люди, но спешат, берут от морских щедрот столько, сколько могут.

Рыбу потрошат.

Солят.

Вялят.

Сушат. Коптят на кострах и складывают в бочки, чтобы после часть отправить торговцам, а остальное спустить в ледяные пещеры. После уже за рыбой придут и косатки. Быстрое, ловкие, они будут опасною добычей, но найдутся те, кто рискнет вызвать морского зверя на бой.

И тогда вновь запылают костры.

Взметнутся топоры, разрубая тяжелую тушу. И пещеры пополнятся, что мясом, что особым жиром, который позволит детям расти сильными, а женщинам сохранять свою красоту. Купцы тоже ценят жир.

Впрочем, как и все.

Но той зимой рыбы пришло мало. И та-то была какой-то снулой, будто больною. Потом… потом раньше наступило лето и стало до того жарким, что даже лед в пещерах потек слезами. Пересохли одни бухты, обмелели другими. А море сделалось красным, отчего и драгоценные раковины стали болеть.

Купцы, придя в назначенный час, ушли почти пустыми.

И это вызвало немалое недовольство.

Снова зима. И надежда, что сейчас все будет иначе. А косяки селедки пришли еще меньшие, нежели раньше, косаток и вовсе не было.

С каждым годом становилось хуже.

И кто когда решил покупать зерно за золото? То самое, которое скопилось в прежние времена.

– Ситуация, само собой, непростая. Вы же умный человек и понимаете, ничто не длится вечно… в том числе и долги… мы давние партнеры.

…зерно.

Золотое зерно. Мука. И мясо, которое тоже нужно было. Сыры. Многое иное. Все в долг, ведь он готов помочь. Разве это плохо?

Плохо.

За любую помощь спросится.

– Мы расплатимся, – проворчал Торвальд.

– Не сомневаюсь, но… когда это будет?

– Прошлой зимой ветра пришли в свой час.

– Но рыбы не прибыло? А море по-прежнему горит летом, отчего ваши раковины не растут, а болеют, – Авияр скинул маску доброго человека. Торговцы и вовсе добрыми не бывают, ибо доброта в подобных делах – верный путь к разорению. – Вы приглашали магов, но не помогло. Так?

Не помогло.

Или маг был слабым, или и вовсе самозванцем, ибо сила из него выплескивалась как-то вяло, словно прокисшее вино из дырявого бурдюка. Он излазил все скалы, а после сказал, что у них фон такой, с магией не совместимый.

– Вы ему заплатили за пустые слова, – Авияр сцепил руки. – А если бы обратились ко мне, право слово, даже обидно за такое недоверие, так вот, если бы обратили, то услышали бы, что магия бессильна. Что на Севере случается много… странного в последние годы. И говорят, будто бы очнулся или вот-вот очнется ото сна Великий змей.