Достаточно, чтобы утолить голод.

И он остановился, прервав поцелуй. Отстранился. Подхватил качнувшуюся девицу, не позволив ей упасть. Она обмякла у него на руках, с видом преблаженным.

Он прижал пальцы к шее, убеждаясь, что стучит, бьется еще кровяная жила. И подхватив девицу на руки, понес её в комнату. Уложил на соломенный матрас и даже одеялом прикрыл. Пускай. Еще пригодится. Молодая. Хватит на пару раз.

Человек огляделся.

В комнате было тесно и душно. Слуги спали, крепким наведенным сном. А вот мертвецам сон нужен не был. И по пути обратно человек не раз и не два останавливался, прижимался к стене, сродняясь с нею. Пусть даже Замку он не нравился, но и перечить тот не смел.

И уже лишь очутившись в своих покоях, человек сорвал с шеи ленту, швырнул на разобранную постель, в которой тихо таял морок.

Омыв лицо холодной водой, человек позвал:

– Матушка?

Тишина была ответом. И тогда он, пытаясь справиться с гневом, хлопнул по стене.

– Покажи!

Замок ответил дрожью. И все же… зеркало проступило из камня, черное, как окно в бездну. И там, в этой черноте, он услышал, как бьется сердце.

– Матушка, – человек ласково коснулся стекла. И то пошло рябью. В какой-то миг ему даже показалось, что оно треснет, что откроется само по воле. Но нет. Стекло осталось нерушимым. Лишь тень скользнула в глубине его.

И ответила.

Прикосновением на прикосновение.

Она была голодна, и он щедро поделился с ней свежею силой.

– Мало, понимаю. Но пока нельзя больше. Терпения, матушка. Терпения. Скоро уже… совсем скоро… я знаю, что нам нужно.

Он говорил шепотом, хотя комната была пуста.

– Жертва, – он с трудом оторвал холодеющую руку от стекла. – Я знаю, какая жертва освободит тебя… и всех нас.

Губы его растянулись в улыбке.

А из зеркала донеслось протяжное шипение.

– Уже недолго… совсем недолго… – он закрыл глаза, пытаясь унять сердце, которое пронзила острая боль. – Потерпи, матушка… я все сделаю. Я все сделаю правильно.

Конец первой части.