– Чего в Японии нам следует более всего остерегаться?

Японец не торопится с ответом – распечатывает не то вторую, не то третью пачку Mild Seven, закуривает и только после этого начинает говорить. Говорит долго, и без каких бы то ни было эмоций в голосе, будто читает свою японскую молитву. Переводчица согласно кивает головой, а когда Аоки— сан умолкает, переводит сказанное, буквально, одной фразой:

– В Японии вам не следует делать то, против чего господин Ельцин выступает у себя дома.

– Что вы имеете в виду?

Мари— сан улыбается, кажется, первый раз за весь сегодняшний вечер, но отчего-то ее улыбка настораживает:

– На нас очень большое впечатление произвела его борьба с привилегиями. Очень бы не хотелось разочаровываться в искренности таких благородных намерений.

О чем это она? Догадка обжигает сознание – беру красиво сброшюрованную программу предстоящего визита и открываю на странице «Смета расходов». Так и есть – борьба Бориса Николаевича с привилегиями нашла в ней свое воплощение! В Японию мы полетим экономическим классом (правда, японской авиакомпанией), а жить будем в отелях категории «четыре звезды». И никаких ресторанных излишеств.

…Послезавтра уже будем в Токио. А сегодня шеф хочет в последний раз обсудить, с чем мы туда летим. Понятное дело, главный вопрос, который ему будет задаваться везде и всюду – о позиции по проблеме «северных территорий». Месяц назад он поставил перед нами задачу: сформулировать поэтапный план ее окончательного урегулирования. И набросал основные вехи – демилитаризация островов, создание зоны свободной торговли, переход к совместному управлению, введение безвизового режима для постоянного населения, создание компенсационного фонда для всех желающих переселиться на материк. Но венцом всего, по его мнению, должна была стать передача островов под юрисдикцию Японии.

По этому поводу мы встречались несколько раз. Но только сегодня, за день до отъезда, у Ельцина появились сомнения. Не в том, что острова следует возвращать японцам, а в том, что стоит ли говорить об их возврате не здесь, у себя дома, а там, в Японии, да еще в преддверии общероссийских парламентских выборов.

– Давайте последний пункт сформулируем так: мы этот вопрос оставляем будущим поколениям политиков. У руля наших государств встанут новые, незашоренные люди, со свежими взглядами, и они найдут единственно верное решение.

Слава Богу! Просто гора с плеч! Пообещай он японцам вернуть острова, они бы его до Москвы на руках несли. Только сомневаюсь, что здесь его ждал бы теплый прием. Конечно, времена сейчас смутные, кругом сплошной разор, советский народ измучан безденежьем и тотальными дефицитами, а потому патриотизм близок к точке замерзания. «Надо объявить войну Америке, – и сдаться!» – среди простолюдинов это сейчас одна из самых популярных хохм. Но даже для таких людей «сдаться» и «отдать» – это совсем не одно и тоже. С «отдать» наш человек никогда не согласиться, даже если он понятия не имеет, где они, эти самые Курилы, и зачем они нам нужны.

– Борис Николаевич, есть один технический вопрос, который нам надо решить, – Ельцин настораживается: «Чта-а?» – Вы как хотите регистрироваться на рейс – на общих основаниях или через Депутатский зал?

Похоже, он об этом вообще не думал:

– А вы сами как считаете?

Никто их коллег— журналистов мне об этом ничего не рассказывал, но я уверен, что появление Ельцина в зале регистрации аэропорта – хороший ход, и мне очень хочется, чтобы шеф его сделал:

– Дело в том, что редактора некоторых наших газет специально посылают своих корреспондентов в Шереметьево.

– Зачем?

– Чтобы разведать, воспользуется ли Ельцин залом для депутатов.

– Вот как? – Ельцин усмехается. – Тогда через общий зал! В очередь, как все!

…У стойки регистрации японской авиакомпании JAL непривычное скопление пассажиров неяпонского происхождения. Появление Ельцина не остается незамеченным, и люди с других рейсов подходят ближе – кто просто посмотреть на знаменитость, кто поздороваться, а кто и пожать руку и даже сказать слова поддержки. Шеф доволен, и, наверное, поэтому спрашивает: журналисты приехали? Не хочу перед полетом портить ему настроение, а потому в очередной раз вру: да, заметил тут нескольких. Борис Николаевич удовлетворенно кивает, и мы движемся в сторону стоек паспортного контроля, где он производит неизгладимое впечатление на молоденькую пограничницу.

Появление Ельцина в салоне пассажиры встречают аплодисментами. Оказывается, с нами одним рейсом летит женская волейбольная команда «Уралочка», с тренером которой шеф хорошо знаком еще по Свердловску. Не думаю, что наши японские коллеги из TBS будут этому рады, но он сходу договаривается, что приедет к ним в какой-то маленький городок под Хиросимой, где у девушек будут проходить тренировки, морально поддержит их перед соревнованиями, а если получится, то выйдет с ними на площадку «постукать по мячу».

Настроение Ельцина портится, как только подходим к его креслу:

– Чта-а! – таким разгневанным я его, пожалуй, вижу впервые. – Вы чем думали?! Я что, с поджатыми ногами десять часов должен лететь?!

Суханов, делает вид, что впервые слышит про то, что у нас билеты не в первом классе, и осуждающе качает головой: ну, что ж вы так, а? Мы с Ярошенко не знаем, что сказать, и это злит Ельцина еще больше: никуда не поеду! Спасение приходит оттуда, откуда мы его и не ждем – к нам подходит стюардесса и обращается к стоящему в проходе шефу:

– Господин Ельцин— сан, капитан корабля просит вас вместе с помощником пересесть в салон первого класса, – и, улыбнувшись нам с Ярошенко, приносит свои извинения: – Сожалею, господа, но у нас в том салоне только два свободных места.

Самолет уже набрал высоту, пассажиры отстегнули привязные ремни и пребывают в радостном ожидании вкусного японского завтрака. По проходу уже катится тележка с напитками. За спиной у стюардессы замечаем нашего Льва Евгеньевича: идите к нам, шеф зовет! Ярошенко горестно вздыхает: сейчас устроит Варфоломеевскую ночку! Но опасения не оправдываются. На столике перед Борисом Николаевичем стоят четыре стаканчика с виски, и сам он выглядит вполне миролюбиво:

– Ну, давайте, что ли, за удачную поездку?

Не знаю почему, но Ельцин решил, что вся ответственность за неподходящие билеты лежит исключительно на мне:

– Павел, что ж вы так, а?! Надо же было подумать…

Объяснять и оправдываться не хочется, тем более, что теперь-то я понимаю – Ельцина, при его габаритах, нельзя было сажать в тесный салон эконом-класса. Тогда, на Кутузовском проспекте, надо было сразу сказать Аоки— сан, что шеф полетит только первым классом, и не соглашаться ни на какие уговоры.

– Каюсь, Борис Николаевич! Переклинило меня с этими чертовыми привилегиями! Решил, что люди неплохо воспримут, если узнают, что Ельцин летает «как все».

Шеф взглядом указывает Суханову на пустые стаканчики: мол, скажите, чтоб наполнила, и в раздражении отворачивается к иллюминатору: