– Я сегодня в Кремле встретил Олега Басилашвили…

Депутата Басилашвили я тоже встречаю в Верховном Совете довольно часто. Если после жесточайших сталинских и постсталинских репрессий, подавивших свободу человеческого духа, кого-то у нас еще и можно назвать рафинированным интеллигентом, то Олег Валерьянович именно такой реликт. И не потому, что по учебникам его матери учились русской грамоте едва ли не все советские педагоги. И не потому, что по проектам его русского деда еще до революции строились небольшие православные храмы под Питером и Москвой, а его грузинский дед получил от русского царя полковничьи погоны. В нем чувствуются некая интеллигентская чистопородность, особое мироощущение, которое невозможно описать словами, так же, как невозможно рассказать про утреннюю свежесть или про шепот ночного прибоя. Все это можно только почувствовать.

Конечно же, Басилашвили в нынешней политике – чужеродное тело. Он хоть и тянется к громкоголосым демократам, но, как мне кажется, его коробит их диковатая необузданность. К тому же в последнее время, когда стали рваться истлевшие нити лоскутного одеяла, именуемого Советским Союзом, и на исторической родине его предков по отцовской линии запахло порохом, Олег Валерьянович не счел возможным резко обозначить свое неприятие насилию. Депутат Собчак едва ли не каждый день произносит обличительные речи по трагическим событиям в Тбилиси, а Басилашвили ни разу не поднялся на трибуну. Кое-кто из моих коллег-журналистов обвинил его в политической индифферентности и даже в боязни испортить отношения с Кремлем. Но я не считаю такие утверждения справедливыми. Его позиция, как я ее представляю, достаточно принципиальна: русско-грузинский интеллигент, улаживающий русско-грузинскую ссору, не умиротворит «ястребов» ни той, ни другой стороны. Он лишь даст им дополнительный повод для взаимных нападок.

– Знаешь что мне Басилашвили рассказал?

– Знаю. Что он, со своей грузинской фамилией, не станет выступать в прениях по событиям в Тбилиси. Он мне тоже на днях это говорил.

– Да нет, вовсе не то! Он рассказал про Никиту Михайловского. Знаешь такого киноактера? Ну, ты же смотрел фильм «Вам и не снилось»? Так вот, тот тяжело болен, у него лейкемия. А еще лейкемией больны маленькие дочки двух питерских театральных актеров.

– И чем же мы можем этому горю помочь?

– Басилашвили сказал, что театральный союз, который они недавно создали, собирает валюту на их лечение за границей, но никак не может набрать нужную сумму. Так вот я о чем подумал: а давай-ка Ельцина на это дело подобьем, а? Валюта у него наверняка имеется. Мы же не все на шприцы потратили.

– Надо с Сухановым поговорить. Думаю, и доллары есть, и марки найдутся. От книги, от лекций, да и вообще.

– Вот видишь! Надо только придумать, как Суханову все преподнести.

– А тут и придумывать нечего. Если б ты сегодня приехал в Дом кино, сам бы эту придумку в зале разглядел.

…Вечереет. Погода – хуже некуда: пронизывающий до костей порывистый ветер с мелким дождем. Жду Ярошенко возле метро на Арбатской площади. Точнее, на том самом месте, которое некогда и впрямь было площадью, а ныне являет собой безобразный клубок объездных дорожек, путепроводов и подземных переходов, облицованных осыпающимся со стен туалетным кафелем. В общем, любоваться нечем. Разве что рестораном «Прага», который в стародавние времена был обыкновенным трактиром с тем же названием, но, правда, с отменной кухней и невысокими ценами, за что и полюбился московским извозчикам, прозвавшими его «Брагой». Но и с ним сейчас не все ладно – вычурное здание, считавшееся архитектурной изюминкой Арбата, после прокладки Калининского проспекта, буквально, провалилось под землю, и теперь окна его второго этажа стали едва ли не вровень с новоарбатским тротуаром.

Настроение мое под стать погоде – недоволен всем и вся. Собой – за то, что, выходя из дома, не взглянул за окно и оделся не по погоде. Теткой, залезшей в переполненный вагон метро с мокрым от дождя зонтом, по милости которой теперь стою на ветру с мокрой брючиной. Милиционером в серой плащ-накидке, упорно не замечающим того, что мчащиеся по правой полосе машины на полном ходу врезаются в огромную лужу и обдают пешеходов потоками грязи. Городскими властями, которым недосуг следить за тем, чтобы ливневые стоки по весне не были забиты накопившимся за зиму мусором. И, конечно, народным избранником Виктором Ярошенко, по вине которого я сейчас недоволен всем и вся. Им, депутатам, очень легко оправдывать свои опоздания. У них на этот случай всегда заготовлена ссылка на что-нибудь срочное и архиважное, а иногда даже судьбоносное.

– Давно ждешь? – Виктор выглядит так, будто бежал от самого Кремля. – Извини, Бога ради, затянулось заседание Межрегиональной группы. Ты же знаешь, какие там говоруны. Никак не мог раньше вырваться!

– Я уже тут продрог как собака!

– Хочешь, зайдем в «Прагу», выпьем для согреву по рюмке?

– Суханов ждет. Мы с ним договорились ровно на полседьмого.

– Успеем. Сейчас только шесть, а нам отсюда до него ходу не больше четверти часа.

Ярошенко ошибается – от метро «Арбатская» до нового офиса Ельцина на Калининском проспекте ходьбы втрое меньше, минут пять. Сюда он переселился перед самой нашей поездкой в Японию. А до того занимал в общем-то неплохие апартаменты во флигеле гостиницы «Москва», обращенном главным фасадом к «Метрополю». Не понимаю, почему его и других руководителей комитетов Верховного Совета оттуда переселили. Наверное, кремлевские хозяйственники никак не могут решить бюрократическую головоломку: с одной стороны, требуется рассадить руководителей депутатского корпуса так, чтоб те были довольны и не роптали, а с другой – чтоб, упаси Бог, не возомнили себя ровней членам Политбюро, секретарям ЦК и руководящим работникам центрального партаппарата.

У варианта с размещением в гостинице «Москва» был несомненный плюс – абсолютная близость к Кремлю. Хотя был и минус – уж слишком гламурный интерьер. Не случайно злые языки стали называть этот корпус, наспех приспособленный под парламентские нужды, «депутатским борделем». По этой ли причине, или по какой иной, но народных избранников в итоге пересилили в здание-книжку на Калининском проспекте, где до недавнего времени размещался упраздненный по причине ненадобности Госагропром СССР.

В сравнении со старым, у нового кабинета Ельцина лишь одно преимущество – вид из окон на старую Москву такой, что дух захватывает! Но респектабельность, конечно, уже не та, хотя совсем недавно здесь квартировал со своим аппаратом какой-то большой агропромовский начальник. Но, вероятно, он и сам не был особо аккуратен и от подчиненных не требовал аккуратности – за три с лишним года существования своего бесславного ведомства они привели рабочие помещения и места общего пользования в безобразно замызганное состояние. Теперь здесь все выглядит как в студенческой общаге в начале каникулярного лета, когда ее обитателей в принудительном порядке выставляют на улицу.

…Сидим в маленьком, но каком-то необжитом кабинете Суханова. Сейчас он напоминает комнату, в которой следователи проводят очные ставки обвиняемых с потерпевшими – убогое кресло, исцарапанный однотумбовый стол и два расшатанных стула перед ним. Не хватает разве что железной решетки на окне, но оно уж здесь больно большое – от стены до стены, и почти от самого пола до потолка. Зато дверь, как ей и положено, обита железом и снабжена массивным замком с засовом-защелкой. Правда, ведет не в коридор, как это обычно устроено у правоохранителей, а в приемную, в которой сейчас нет никого, кроме распивающих чаи волонтеров – охранников Ельцина.