– Пей, – сказала Матушка, появляясь сбоку от меня с чашкой воды.

Будь я сильнее, может, отшатнулась бы, но рефлексы у меня были так же слабы, как и остальное тело.

Прохладная чашка коснулась моих губ, но они отказывались раскрываться. Мое тело больше не испытывало жажды. Как она этого не замечала? Я ушла.

– Если не станешь пить, мне придется поставить тебе капельницу.

Я мрачно смотрела на нее, не отвечая.

Она вздохнула и подняла меня с кровати.

– Отлично. Придется по-жесткому. Я не позволю тебе умереть, потому что ты отказываешься пить. Ты моя. И я не намерена тебя отпускать.

Ее слова плывут в воздухе между нами, их значение поражает меня, как удар молнии. Гул в голове усиливается, заглушая звук ее шагов, когда она поднимается по лестнице. Она не права. Мое тело уже сдалось. Мое сознание страстно мечтало о покое. Она не может забрать его у меня.

Усилием воли я заставила себя двигаться. Конечности протестовали, но я принудила их к сотрудничеству. Я поднялась на хлипких, как вареные макаронины, ногах, сражаясь с головокружением от того, что впервые за несколько дней приняла вертикальное положение. Привалилась к стене, тяжело дыша. Главное – время. Опираясь на стенку, я заставила ноги шевелиться. Шаги выходили шаркающие, очень сильно хотелось остановиться. Я не обращала внимания. Вот доберусь до цели, тогда пускай сдаются.

Каким-то образом я доползла до лестницы. Я намерена была подняться по ней, но высота ступенек пугала. Мне не забраться наверх до ее возвращения. Я понимала это без тени сомнения. Прятаться было некуда. Я ухватилась за единственную надежду, которая у меня была. Рука моя нерешительно сомкнулась вокруг нее. У меня не хватит сил сделать это. Матушка не позволит.

Послышались ее шаги. Еще не поздно вернуться в кровать. Мое тело желало осесть на пол, нерешительность заполнила голову. Она спускалась по ступеням. Топ. Топ. Топ. Я вцепилась крепче, опасаясь падения. Ее нога достигла последней ступени.

Я видела ее удивленное лицо, когда она обошла дверь, и как оно сменилось потрясением, когда я замахнулась ремнем. Тем самым ремнем, что терзал мое тело столько лет. Тяжелая, обитая медью пряжка на конце толстого кожаного ремня прилетела Матушке прямо в висок. Мне следовало бы испытывать раскаянье, когда она осела на пол. Я совершила немыслимое, и однако, перешагивая через ее тело, я не чувствовала ничего.

Скоро все кончится.

Надо только подняться по лестнице.

Каждая ступенька казалась выше предыдущей. Я изо всех сил цеплялась за перила, вкладывая всю силу в свои движения. Открытая дверь была впереди, но она так далеко. Дверь всегда оставалась закрытой – и вот она открыта и дразнит меня. Матушка была уверена, что я слишком слаба, чтобы покинуть комнату. Как же мало она знала обо мне. Просто надо добраться до верха. Ноги дрожали от напряжения, но продолжали работать, позволяя мне преодолеть очередную ступеньку. Я услышала первые звуки движения внизу. Надо торопиться. Последнюю ступеньку я одолела со второй попытки.

Я слышала шаги Матушки. Она была в ярости. Если она поймает меня, наказание будет суровым. Это не имеет значения. Я бросилась вперед, в кухню, которую видела только раз. Комната ничем не напоминала тюрьму, в которой я провела последние десять лет. Залитая солнцем, она дала мне надежду, что я сумею увидеть солнце – один последний раз. Радость заполнила мое сердце, накачивая адреналином. Теперь я не могла остановиться. Матушка отставала от меня на несколько секунд. Воспользовавшись внезапным приливом сил, я захлопнула дверь подвала и заперла замки, когда она взобралась на последнюю ступеньку. Всего лишь несколько секунд форы. У Матушки были ключи. Она откроет дверь и выбьет из меня остатки жизни.

Я заковыляла к входной двери, сражаясь с безжалостным бессилием в мышцах. Я была так близко. Пальцы мои сомкнулись на дверной ручке, но когда я повернула ее, ничего не произошло.

– Нет, пожалуйста! – взвыла я, услышав, как Матушка открывает дверь подвала.

Мои руки лихорадочно тряслись, неловко обращаясь с замком, и наконец я сумела его открыть.

Солнечный свет полоснул мое лицо, полностью ослепив. Я ждала боли, в неизбежности которой была уверена. Это будет желанный конец. Я загремела по немногочисленным ступенькам и вряд ли удержала бы равновесие, если бы не перила. Я по-прежнему ничего не видела. Конец был близок. Скоро я кану во тьму раз и навсегда.

– Лея, стой! – кричала за спиной Матушка, но она опоздала.

Спотыкаясь, я вышла на дорогу, где солнечные лучи отражались от черного асфальта, словно маяк. Я была почти дома. Тело болело сильнее, чем когда-либо в жизни, и я гадала, солнце уже убивает меня или нет.

Я услышала скрежет покрышек и грохот сталкивающихся машин. Мое тело рухнуло на тротуар, словно тряпичная кукла, но я ничего не почувствовала. Меня окружило море голосов. Гудки и сирены хлынули в уши. Звуки сливались в белый шум. Я раскинула руки, приветствуя старого друга, темноту. Голоса продолжали действовать мне на нервы, непрошеные и раздражающие. Мне хотелось отмахнуться от них, как от надоедливых насекомых, но руки налились свинцом. Затем я вспомнила о Матушке. Где она? Я чувствовала, что мое тело двигается, и открыла рот, чтобы запротестовать. Я не хотела возвращаться в подвал. Я не могла вернуться.

– Все хорошо, милая. Ты у нас, – произнес незнакомый голос, когда меня подняли на кровать.

Я чувствовала, что кровать движется подо мной, сопровождаемая пронзительным звуком сирены. Я уже проходила через это.

– Мы дадим тебе чего-нибудь обезболивающего, – произнес тот же успокаивающий голос. – Теперь ты в безопасности.

Я помотала головой. Боли не было. Я ничего не чувствовала. Что значит «в безопасности»? Она знает, что солнце навредило мне? Я не могла разобрать значения слов.

Время утратило всякое значение. Мозг превратился в пюре. Вскоре я перестала что-либо слышать. Я достигла блаженства. Я хотела поблагодарить их, но язык распух и не слушался. Я перестала пытаться разобраться в происходящем и закрыла глаза.

Я внезапно очнулась, когда мне разжали веки и в глаза хлынул яркий свет. Руки оплетали трубки, а кисть пронзала знакомая игла капельницы. Все приснилось. Я так и не ударила Матушку ремнем, не выбралась наружу. Матушка была права. Я принадлежала ей.

– Прости, Матушка, – произнесла я, гадая, какие еще неприятности мне предстоит пережить.

Сверху на меня пристально глядело чье-то лицо. Пожилой джентльмен в белом халате улыбнулся и похлопал меня по руке.

– Вы поправитесь, юная леди. Ваши родители уже едут.

Родители? Я точно еще спала. Это было единственным объяснением. Я проснусь, и рядом будет Матушка. Она будет сердита, но это ничего. По крайней мере, я хоть раз ощутила тепло солнца, пусть только во сне. Как ни странно, боль исчезла. Мир вернулся в норму.

Спустя некоторое время меня снова напугал звук голосов. Я еще не полностью пришла в себя, чтобы разобрать, о чем речь, но когда голос снова заговорил, мою руку сжала прохладная ладонь. Голос был знакомым. Только я давно его не слышала. Должно быть, я все еще сплю. Пальцам хотелось, чтобы это была правда. Они крепко стиснули ладонь, лежавшую в моей. Стоит открыть глаза, иллюзия рассеется. Мне же хотелось удержать ее как можно дольше. Я слышала, как бормочет этот полный слез голос.