– Матушка, – прошептала я.

Меня затрясло. Я знала, что мне придется извиняться, но еще не была готова. Меня замутило, и я пожалела, что я не одна. Яркая веселая медсестра не должна видеть моего наказания, быть свидетельницей моего позора.

– Можно войти? – спросил сочный женский голос.

Я выдохнула, проваливаясь обратно в подушки.

– Привет. Я доктор Маршалл, – произнесла женщина, открывая дверь в палату.

Она протянула узкую ладонь с длинными пальцами и идеальным маникюром. Я долго таращилась на ее руку. Как ни странно, я ни разу в жизни не пожимала руку другому человеку. Она терпеливо улыбалась, дожидаясь, когда я буду готова. Я опасливо протянула собственную ладонь и вложила в ее. Моя выглядела бледной и мертвой.

Я внимательно смотрела, как она устраивается на стуле рядом с моей кроватью.

– Как поживаешь? – непринужденно спросила она, словно мы старые друзья.

Я молча таращилась на нее. Кажется, правильного ответа на вопрос не было. В тот момент все было очень запутанно.

– Я говорила с твоими врачами, и они сказали мне, что ты полностью поправишься – в сложившихся обстоятельствах. – На последних словах ее взгляд мимолетно затуманился.

– Вы один из моих врачей? – спросила я.

Голос у меня по-прежнему звучал хрипло, и я пожалела, что не выпила больше воды.

– Я психолог при этой больнице. В случаях, подобных твоему, больница обычно привлекает таких специалистов, как я, на ранних этапах. Мы с тобой еще не раз поболтаем, если ты не против.

Я кивнула и потерла запястье. Не думаю, что Матушке это понравилось бы, но не стала об этом упоминать.

– Представляю, как ты обрадуешься, что тебе скоро снимут капельницу.

Я взглянула на трубочку, подсоединенную к игле у меня в руке, и рассеянно почесала это место. До того момента я особенно об этом не думала. Это было не так страшно, как наручники, приковавшие меня к кровати в подвале. Мой взгляд скользнул на другое запястье, покрытое толстой повязкой.

– Хоть я и связана с медициной, но всегда ненавидела капельницы, – трещала доктор Маршалл, несмотря на мое молчание. – А каково, когда тебе не могут сразу попасть иглой в вену? – Она подчеркнуто содрогнулась. – Ты тоже ненавидишь иголки?

Я снова пожала плечами. Повертела ее вопрос в голове. Боюсь ли я шприцев? Это банальная штука, учитывая, что есть куда большие причины для страха. Матушка делала мне уколы, и я всегда знала, что надо стоять спокойно. Да, я ужасалась, когда она появлялась со шприцем в руке. Значило ли это, что я боюсь иголок?

– Матушка не позволяла мне бояться их. Я не дергалась, потому что мне так сказали, – ответила я.

Доктор Маршалл не выказала ничего, кроме любопытства.

– Матушка? – переспросила она. – Это та женщина, у которой ты жила, Джуди Лоусон? Ты называешь ее Матушкой? – уточнила она, царапая что-то в лежавшем у нее на коленях блокноте.

– Да, – ответила я, хотя не знала, что Матушку так зовут.

Помню, однажды я совершила ошибку, пожелав узнать имя Матушки, и получила в ответ по губам. Она настаивала, что Матушка – это все, что мне нужно знать. После этого я никогда даже не думала поднимать этот вопрос.

– Это было неправильно? – спросила я, поскольку врач продолжала делать заметки.

Она подняла глаза от блокнота.

– Ничего из того, что ты говоришь, не является неправильным. Я здесь только для того, чтобы помочь тебе. Сейчас ты в замешательстве. Ты можешь довериться мне, чтобы я помогла тебе?

Мои пальцы нервно теребили одеяло. Я боялась неприятностей, которые это вызовет, и не была уверена, что доктор Маршалл это понимает, но мне хотелось доверять ей. Я снова кивнула.

Она весело улыбнулась мне.

– Прекрасно. К тому моменту, когда со всем этим разберемся, мы точно подружимся.

Я неуверенно улыбнулась.

– У меня никогда не было настоящего друга, – сказала я.

Лицо ее на кратчайшее мгновение затуманилось, и она снова засияла мне улыбкой, вот только до глаз улыбка не добралась. Ей меня не одурачить. Может, я и не понимаю множества вещей, но чтение по лицу было лучшим средством избежания наказания. Настроение Матушки можно было читать как открытую книгу.

– Для меня честь стать твоим первым другом.

Я мгновенно откликнулась на ее улыбку, чувствуя себя свободнее, чем когда-либо прежде.

– Однако, хотя мы непременно подружимся, думаю, нам стоит официально представиться друг другу. Привет, я доктор Александра Маршалл, – сказала она, снова протягивая руку. – Можешь звать меня Александрой.

Я не могла сдержать улыбки. Что-то в ней заставляло меня доверять ей.

– Я Лея, – сказала я, профессионально пожимая ей руку.

Я смотрела, как она отпустила мою руку и строчила что-то в своем блокноте. Я что-то сделала не так? Глаза ее двигались по бумаге, но она держала блокнот так, что записей было не разобрать.

– Поняла. Что ж… Лея, – сказала она, сделав перед моим именем паузу. – Что ты помнишь из того дня, когда тебя спасли?

– Я убежала, – просто ответила я. – Матушка сердилась, наверное, до сих пор сердится. Я знала, что солнечный свет навредит мне. Она предупреждала меня, но мне нужно было удостовериться. Это поэтому я так болела?

– Джуди Лоусон говорила тебе, что от солнечного света ты заболеешь? – спросила она, проворачивая ручку в пальцах.

– Да. По-научному это называется эритропоэтическая протопорфирия, но так язык сломаешь. Проще говоря, у меня аллергия на солнце.

– У тебя всегда была аллергия на солнце?

– С раннего детства, – неохотно ответила я. Мне не хотелось признавать, что родители отказались от меня из-за моей болезни. – Матушка знала, как ухаживать за мной.

– Кстати об этом, тут есть кое-кто, кому очень не терпится повидать тебя, – сказала доктор Маршалл, словно прочитав мои мысли. – Ты рада увидеть своих родных?

Я пожала плечами.

– Они отказались от меня, когда я заболела. Не уверена, что хочу их видеть. А вот Мию увидеть жду не дождусь, – честно ответила я.

Улыбка ее сделалась принужденной.

– Понимаю. Расскажи мне о Мие.

– Мия – это моя сестра-близнец, – сказала я, с трудом выталкивая слова.

– Близнец? – переспросила доктор Маршалл. – Тебе Джуди рассказала о Мие?

Я помотала головой. С чего бы Джуди рассказывать мне о Мие? Я была достаточно взрослой, чтобы помнить свою семью, когда она взяла меня жить к себе.

– Я бы ни за что не могла забыть Мию, – сказала я уверенно.

– Понимаю. Почему бы тебе не рассказать мне немного о Мие?