– Здравия желаю, сэр! Сержант Ронсан! – представилась она и осторожно пожала Джекобу руку.

– Сержант Бафетти! – представился мужчина, так же аккуратно пожимая майору руку. И это было нелишним: сложены эти двое были, как супермены из журнальных комиксов.

– Идемте с нами, сэр, вон там, за геликоптером, наш транспорт, – сказала сержант Ронсан и, подхватив кофр, зашагала вдоль желтой линии безопасности.

– Не нужно, я сам! – воскликнул Джекоб, чувствуя неловкость от того, что женщина несет его вещи.

– Мне нетрудно, сэр, – сказала Ронсан, но Джекоб все же забрал кофр.

Сержанты переглянулись, как заговорщики, после чего Ронсан незаметно отдала коллеге проспоренные десять песо и тот с довольными видом спрятал их в карман.

Идти пришлось метров двести. В ряду геликоптеров, сразу за большой транспортной машиной, Джекоб увидел штурмовик «либретто», давно устаревший и снятый с вооружения самолет, которые во множестве переделывали под иные нужды, снимая с них броню, вооружение и специальную аппаратуру.

Однако на этой машине броня осталась на месте, хотя в борта были врезаны иллюминаторы из бронестекла, по четыре с каждой стороны.

Подойдя ближе, Джекоб заметил на корпусе следы от осколков, а на защитной створке шасси недавно заваренную пробоину.

Подвесные «сигары», которые он поначалу принял за дополнительные баки, оказались пушечными контейнерами, но самый неприятный сюрприз ожидал его в тот момент, когда сержант Ронсан открыла узкую дверцу в салон, предлагая майору войти первым.

На обратной стороне двери Джекоб увидел стилизованную под прыгающую пантеру эмблему отряда специального назначения «Нортекс». Получалось, что эти двое, в комбинезонах без знаков различия, являлись бойцами этого подразделения, а в округе Онтарио его ждала не просто какая-то работа, а самые настоящие проблемы.

«Нортекс» применяли в борьбе с особо опасными партизанскими группировками, и, похоже, в Онтарио этих группировок хватало.

Недаром так злорадно щерился генерал Реннер.

От этих мыслей у Джекоба слегка закружилась голова, он задержал дыхание и нырнул в салон, словно в воду.

Внутри все выглядело не так уж плохо. После демонтажа роторных магазинов для подачи ракет здесь осталось достаточно места, чтобы поставить несколько пассажирский сидений, а в хвосте пристроить крохотный туалет.

Пилотская кабина была отделена перегородкой с дверцей, на ней висел генератор для очистки питьевой воды.

Имелся, правда, один заметный недостаток: потолок был низковат, передвигаться в салоне приходилось, как в микроавтобусе – слегка согнувшись. Но Джекоб видел эти штурмовики во времена их расцвета, досконально изучал эти машины и был впечатлен внутренней переделкой.

Выбрав место рядом с иллюминатором, Джекоб пристроил в ногах кофр и улыбнулся сопровождающим, ожидая, что они расскажут ему, куда его повезут, однако в этот момент распахнулась дверца кабины и в салон выглянул пилот.

– Добро пожаловать на борт, сэр! – сказал он и широко улыбнулся, демонстрируя отсутствие двух передних зубов.

– Спасибо, командир! Приятно удивлен уютом на вашем судне.

– Да, работнички постарались, – снова улыбнулся пилот и постучал по хлипкой перегородке. – А вы как будто из наших, из летающих?

– Был когда-то, – смущенно улыбнулся Джекоб: ему была неприятна эта тема.

– А то, может, за штурвал, рядом со мной, а? Здесь пока городская зона, а вот дальше будет интересно…

– Не обращайте внимания, сэр, это Ганс, он у нас большой шутник! – вмешалась сержант Ронсан и, чтобы поддержать пассажира, села рядом, заставив скрипнуть слабую конструкцию кресла.

Пилот убрался к себе, сержант Бафетти захлопнул дверцу, и в салоне повисла неловкая пауза.

– А куда мы, собственно, полетим? – спросил Джекоб, решив, что для расспросов наступило самое подходящее время.

– На юго-запад, сэр, в округ Онтарио, – ответила Ронсан. Джекоб отметил, что перед ним симпатичная женщина, которой не более тридцати лет. Крупновата, конечно, но Джекобу такие нравились, а однажды у него две недели жила девушка-борец из цирка шапито.

– Я знаю, что мы летим в Онтарио, сержант, но округ большой, а хотелось бы знать название населенного пункта – что там, городок или какая-то деревня?

– Там нет никакой деревни, сэр. Это просто опорная база.

– А что там вокруг?

– Вокруг? Вокруг только лес.

Взлет «пассажирского штурмовика» навеял на Джекоба давно забытые ощущения, чему очень поспособствовали более мощные, чем раньше, двигатели.

«Эх, были бы такие движки во времена моей курсантской молодости…» – подумал он, чувствуя, как перегрузки вдавливают тело в спинку кресла.

Земля в иллюминаторе стала быстро удаляться. Деревья превращались в кустики рапса, дома в смешные коробочки. Машины в разноцветных жуков, а дорога, по которой они бежали, в извилистую асфальтовую реку.

– Долго нам лететь, сержант? – спросил Джекоб.

– Два часа, сэр.

– Тогда я, пожалуй, вздремну.

– Это самое лучшее, сэр.

Джекоб откинул спинку кресла и закрыл глаза, а штурмовик покачал крыльями и лег на курс. Его двигатели работали ровно и на удивление тихо. Сержант Ронсан пошевелилась, ее колено коснулось ноги майора. Прикосновение было приятным, Джекоб начал фантазировать, развивая эту тему в условиях обстановки тесного салона, но быстро устал, и его стала одолевать дрема.

Спал он крепко, недосыпания последних суток с поздними вечеринками давали о себе знать. Когда штурмовик начал снижаться, Джекоб проснулся и, потянувшись, сонно улыбнулся сержанту Ронсан.

– Что, уже прилетели? – спросил он.

– Еще нет, сэр.

– А почему снижаемся?

– Требования безопасности, сэр.

– Да?

Джекоб выглянул в иллюминатор. Внизу было бесконечное зеленое море джунглей, погруженных в голубоватое марево.

– А чего здесь следует бояться, сержант?

– Партизаны, сэр. «Сандеро комусса». Вам лучше поднять спинку и пристегнуться…

– Вот даже как?

– Да, сэр. Ганс отличный пилот, но часто забывает, что в салоне люди.

Джекоб заметил, что сама Ронсан и сидевший на другой стороне от прохода Бафетти уже пристегнуты.

Застегнув замки страховочных ремней, он почувствовал себя лучше, только не мешало бы сходить в туалет.

Штурмовик продолжал быстро снижаться, временами казалось, что он падает. Джунгли из голубых становились зелеными, а кроны отдельных деревьев легкоразличимыми.