— Теперь я, конечно же, должен задать вопрос: почто ты, мил человек, в разбойники-то подался? И услышать ответ про несправедливость людскую, да неправду боярскую, которая тебя, честного труженика, до большой дороги довела! Так ведь, атаман?

— Ты ж прям насквозь меня видишь, стражник!

— Вот смотрю я на тебя и думаю, что, по всему видать, человек ты неглупый, небесталанный. Не совестно тебе разбойничать, грех на душу брать?

— Как видишь, я в монастырь-то и пришел грехи замаливать! А насчет ума и талантов моих, кои ты отметить изволил, так у нас на Руси людям с этими качествами жить тяжелее всех приходится. Как посмотришь, что государь наш, помазанник Божий, вместе со своими опричниками вытворяет… Ты говоришь, что я, мол, разбойник, стыдиться должон. Да я по сравнению с царем Иваном Васильевичем просто младенец невинный. Кто, как не он, в прошлом годе целый город, Великий Новгород, дочиста разграбил, дотла спалил, трупами десятков тысяч горожан, людей русских, реку Волхов запрудил?

Услышав эти слова, Степа замолчал, опустил глаза. Ему, человеку, ненавидевшему опричников, пытавшемуся защитить от их произвола своих сограждан и вступившему с ними в смертельный бой, нечего было возразить атаману. И, намеренно переломив ход беседы, он в упор взглянул на Чекана и спросил:

— А ты, часом, не ордынский лазутчик?

Тот опешил от столь внезапного поворота, затем усмехнулся:

— Ну да, конечно! У тебя, как и у государя нашего, все поголовно — изменники, иностранные пособники… Ты тут только что мой ум похвалил, так вот я в связи с этим хочу заметить: атаман разбойников — это самое удобное прикрытие для лазутчика. Ни один стражник на тебя внимания не обратит, ни в чем не заподозрит.

— Надсмехаешься? — слегка повысил голос Степан, в глубине души сознавая обоснованность иронии собеседника.

— А что заслужил своими вопросами, то и получи в ответ!

— Ладно, умник, ты мне вот что теперь скажи: коль ты в войске служил, то знаешь ли, что такое ручная бомба? Доводилось видеть и в руках держать? — Степа вновь намеренно резко изменил тему допроса и исподволь впился внимательным взглядом в лицо собеседника.

— Бомба? — изумился атаман. — Видел, конечно, держал даже. Правда, в бою применять не приходилось.

— А ты где служил? Я сам-то повоевал изрядно! Вдруг вместе на одном поле радели…

— Проверить хочешь, — понимающе кивнул атаман. — Служил я в полку воеводы князя Никиты Курлятева. Ежели ты знаешь, то, согласно разрядным спискам, это был полк Правой руки.

— Знаю, конечно, — кивнул Степа. — Ты конник?

— Нет, пешец, — чуть замявшись, ответил атаман.

Эта его едва заметная заминка, фактически единственная за время всего допроса, не ускользнула от внимания Степана. Но стражник, автоматически зафиксировав ее, не смог определить: стоит ли придавать этому значение? На всякий случай Степа задал еще несколько вопросов-ловушек о службе в полку, но атаман ответил на них легко и уверенно.

— Ладно, вижу, что не врешь.

Степа встал, подошел к двери, окликнул помогавшего ему монастырского служку. Чекан тоже поднялся было вслед за стражником, но Степа остановил его:

— А ты погоди покуда! Присядь, сделай милость.

Атаман пожал плечами, вновь сел на скамью.

По знаку Степана служка, тот, что давеча сопровождал на допрос Анюту и Ерему, ввел в палату водоноса Лавра.

— Заходи, Лавр, гостем будешь! — с преувеличенным радушием поприветствовал его стражник и, указав на Чекана, добавил: — И с дружком своим старым поздоровайся!

Лавр с обычной своей боязливой поспешностью неловко поклонился и с удивлением воззрился на атамана, словно пытаясь вспомнить: кто этот человек, названный его дружком.

Атаман вновь усмехнулся:

— Топорная работа, стражник! Я этого бедолагу знать не знаю!

— Так что, Лавр, не узнаёшь, что ли, старого приятеля? — пристально вглядываясь в лица обоих допрашиваемых, с нажимом произнес Степан. — Смотри, не ври только, ты ж меня знаешь!

— Нет, сударь, прости, не узнаю, — огорченно развел руками Лавр и, вжав голову в плечи, испуганно покосился на стражника, словно боясь, что тот его ударит за отказ признать в неизвестном человеке знакомца.

— Ну, ладно, иди работай, коли так, — медленно проговорил Степа, по-прежнему внимательным взглядом фиксируя эмоции на лицах Лавра и Чекана. — И ты ступай в свою дружину, атаман.

— Я здесь тебе не атаман, а ратник, ополченец монастырский! — Чекан отвечал все так же, даже дерзко и с вызовом глядел в глаза стражнику.

— Хорошо, ратник, ступай себе! — примирительно кивнул Степан.

Оставшись один, Степан некоторое время сидел в глубокой задумчивости, барабаня пальцами по столу. Затем он устало вздохнул, окликнул служку и спросил его, когда тот вошел, плотно прикрыв за собой дверь:

— Кто у нас там остался?

— Еще один молодец из Ереминой дружины, пограничный сторож с Засечной черты.

— Ну, давай приглашай его сюда.

Но не успел служка повернуться, чтобы идти выполнять поручение, как в палату вошел посланец от настоятеля с приказом Степе срочно явиться на совет.

В доме настоятеля, в совещательной палате, собралось все руководство монастыря.

— Что тебе удалось расследовать, Степа? — без предисловий спросил настоятель, привычным жестом благословив почтительно склонившегося перед ним стражника.

— Пока ничего определенного, отче, — честно ответил Степан. — Главных подозреваемых четверо: Анюта, девица из дружины купца Еремы, сам Ерема и один его дружок, в недавнем прошлом — разбойничий атаман. А еще водонос, Лавр. Вроде бы он с теми тремя не связан, но надо его проверять.

— Жаль, что не разыскал злодея. Теперь это будет сделать невозможно. И проверить ты никого уже не успеешь.

— Но почему, отче?! — не поверил своим ушам стражник.

— Потому что все ополчение завтра, вернее, уже сегодня на рассвете покидает монастырь. Час назад вернулась наша разведка. Обнаружено, что орда свернула на Свиной шлях. Непосредственная угроза монастырю миновала. Если на нас налетит небольшой отряд, то мы, с Божьей помощью, отобьемся своими силами, монахи да послушники на стены встанут. А основная опасность сейчас нависла над столицей да над полками князя Ивана Бельского. Ему на подмогу ополчение и отправляю.

Степа колебался всего несколько мгновений, затем произнес решительно:

— Отче, дозволь и мне с ополчением идти! Хочу начатое дело закончить да злодея, на раненого руку поднявшего, покарать!

— Хватит ли сил у тебя после столь тяжкого ранения?

— Хватит, — просто и твердо ответил Степа.

— Ну что ж, сыне, благословляю тебя на ратный труд и на подвиг, ступай с Богом!