время зазвонил Люськин телефон. На экране высветилось улыбающееся лицо ее мужа.

Люська протянула руку, выключила звук и снова отвернулась к стене. Муж на экране продолжал улыбаться, но теперь уже молча. Через некоторое время экран погас.

Даша подошла к кровати и потрясла Люську за плечо:

- Расскажи по-человечески уже, раз начала!

- А что тут рассказывать? – буркнула Люська. – Развожусь и все тут.

На экране телефона вновь появилось лицо Люськиного мужа.

- Да ответь ты ему! – попросила Марина. – Меня раздражает это мигание!

Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу:

- Это у тебя на погоду депресняк: дождь, грязь…

Люська открыла ящик тумбочки и забросила туда телефон:

- Теперь не раздражает?

И сев на кровати, наконец-то призналась:

- Этот кодер недоделанный взял деньги, отложенные на коляску, и купил себе какую-то сраную железяку! Еще и фотку этого дерьма прислал, типа смотри, какая хрень крутая… Как нарочно издевается!

Люська шмыгнула носом и размазала тушь по щеке:

- Я вообще не понимаю, нахрена он женился? Ему ведь ни я не нужна, ни сын… Вот компьютер – это да, всех роднее! Целыми днями с ним разговаривает: то сюсюкает, то матом кроет. И сексом он с компьютером регулярно занимается, чаще, чем с женой. И ладно б пацан был, а так мужику хорошо за тридцатник, а он все не натешится!

- Муж-программист – это, наверное, тяжело, - посочувствовала Даша. – Они все какие-то не от мира сего, как биороботы.

В палату заглянула Алла Ивановна, она как раз дежурила в ночь:

- Людмила, что случилось? Где твой телефон? Муж не может до тебя дозвониться, уже полроддома на уши поднял!

- Телефон в тумбочке! – фыркнула Люська. – А с бывшими мужьями я не разговариваю!

- И давно он бывший? – со вздохом уточнила Алла Ивановна.

- Почти час.

- Понятно… Дуришь, Иванишина. А о ребенке ты подумала? Психуешь, злишься, а твои гормоны стресса прямиком к нему попадают. Маме плохо, и ему тоже плохо и страшно, он волнуется за тебя, и не знает, как помочь!

- Прости, котенок… - Люська всхлипнула и с виноватым видом погладила живот. – Я больше не буду.

- Правильно, - подхватила Алла Ивановна. – Сейчас успокоишься, выпьешь водички и позвонишь мужу.

- Не позвоню.

- Девочки!  - удивленно воскликнула Марина, все также стоявшая у окна. – Там грузовик какой-то подъехал, три мужика музыкальную аппаратуру выгружают. Люська, иди сюда, скорее, там твой муж!

Люська не пошевелилась.

- Надо же, - хмыкнула Алла Ивановна. – Вечер обещает быть интересным.

Она тоже подошла к окну и выглянула во двор:

- Людмила, у тебя муж – музыкант?

- Да ну, какой там из него музыкант, - отмахнулась Люська. – В детстве ходил в музыкальную школу, год не доучился – бросил. В универе у них было что-то вроде рок-группы, подражали то «БИ-2», то «Сплину», то даже под Шнура косили. Сейчас изредка собираются с друзьями в гараже, но больше пиво пьют, чем репетируют.

- Люська, прикинь, тебе сейчас серенады петь будут, как средневековой принцессе! – восторженно выдохнула Марина. – Мамочки, как романтично!

Люська промолчала.

Во дворе слышался шум, звук настраиваемой аппаратуры, потом приятный мужской голос произнес в микрофон:

- Люся, ты не отвечаешь на мои звонки. Но мне очень нужно с тобой поговорить. Услышь меня, пожалуйста!

И запел:

«Она не курит кальян, она просто не курит.

Звёзды баров и клубов, подъездные куры –

Они завидуют ей и чистоте простыней,

И ненавидят её с каждым днём всё сильней».[1]

- Неплохо поет, - оценила Алла Ивановна.

Вокруг раздался скрежет открываемых окон:

- Ух, ты! А в честь чего концерт?

- Девочки, сегодня, наверное, юбилей роддома!

- А что это за музыка? – удивился чей-то голос.

- Рок! – восторженно пояснил другой голос.

- Не, рок не люблю, - фыркнул первый голос. – Я рэп слушаю.

- Ты ничего не понимаешь! – убежденно припечатал первый голос. – Я тоже рэп слушаю, но рок – это мо-о-ощь!

- Обожаю эту песню! – радостно признался кто-то со второго этажа и подхватил припев:

«Она не такая, как все,

Летит мотыльком на луну по весне»

Мы с Дашкой танцевали по палате.

В коридоре послышалось хлопанье дверей. Кто-то настойчиво звал:

- Яна! Тимирязева! Да где ты лазишь? Все самое интересное пропустишь!

- Я р-рожаю! – простонали в ответ из коридора. – Как раз с-схватка! О-о-о-й!

- Не, ну ты нашла время! – возмутился тот же голос. – Давай беги сюда, потом родишь!

- Кстати, правильно! – неожиданно поддержала Алла Ивановна. И, подойдя к двери, закричала в коридор медсестре: - Лиля, уколи Тимирязевой но-шпу, рано ей еще рожать, раскрытия ноль. Пусть лучше концерт послушает.

И только Люська безучастно сидела на кровати.

Допев песню, Люськин муж произнес:

- Люся, я знаю, что ты меня слышишь. Нам нужно поговорить. Дай мне шанс, я все объясню.

И запел снова:

«Стою курю в ледяном подъезде,

Мой телефон никуда не ездит.

А мне так хочется быть полезным,

Знать, что я кому-нибудь необходим».[2]

- Необходи-и-им! – подпевала я.

- Гинекология! – руководил кто-то со второго этажа. – Поем припев все вместе, три-четыре:

«Я всегда испытываю счастье,Там, где я могу быть настоящим».

- Мамочки, - прошептала Марина. – Как здорово! Я сейчас рожу от счастья!

- Бекирова, не сметь! – одернула ее Алла Ивановна. – Тебе еще минимум две недели ходить. Вот Людмиле – можно, только ей, похоже, все по барабану.

- Люся! – снова произнес муж в микрофон. – Я тебя люблю, прости меня, пожалуйста!

«Ты, я – всё получилось.

Я, ты – окно не случайно.

И наша любовь, нет, не изменилась,

Не всё так печально».[3]

Мы с Дашкой стояли, обнявшись, у окна и украдкой смахивали слезы.

Марина рыдала в голос.

- Слушай, Иванишина, - задумчиво протянула Алла Ивановна, оглядываясь на Люську. – Я взрослая циничная тетка, тридцать лет принимаю роды и насмотрелась такого, что полевые хирурги против меня – малые дети. Но сейчас даже я бы его простила!

- Я простила! – тихо прошептала Люська. – Давно уже простила. Это наши «особые» песни. С каждой связано что-то очень важное. И я сейчас все это прожила заново… Да плевать на деньги, мне все равно