В тропиках в большом количестве закупали овощи и фрукты. Кормили хорошо как людей, так и собак, для которых был особый запас пеммикана и сушеной рыбы.

Размещение груза на судне было тщательно продумано. Амундсен гордился порядком в трюме.

В конце концов все устроились с возможным комфортом.

На палубе сделали специальный навес для собак, чтобы они могли немного охладиться во время жары. Их разделили на партии по десять, и за каждой партией закрепили одного-двух надзирателей, с полной ответственностью за этих животных и их обслуживанием. Свою партию получил и «мастер на все руки» Александр Кучин. «Мои из самых смирных», – отмечает он в дневнике.[94]

Где живые животные – поросята ли, собаки, – там неизбежна грязь. Вот что пишет по этому поводу Амундсен: «Я всегда придерживался мнения, что полярному судну, как и всякому другому, не подобает походить на помойную яму, даже если на борту его довольно много собак. Наоборот, я считаю, что в таких экспедициях ещё больше, чем где-нибудь, необходимо соблюдать чистоту и порядок вокруг себя. Нужно всегда стараться избегать всего того, что действует деморализующе и угнетающе»[95]. Соблюдать чистоту, где живёт сотня хорошо питающихся собак, – задача нелёгкая. Дважды в день мыли палубу, раз в неделю снимали и промывали настил. Работа неприятная, но необходимая.

Экипаж «Фрама». В центре –Руаль Амундсен, сидит крайний справа – А. Кучин. 1910 г. (Из фондов ОИММ)

Легендарный «Фрам». Фото нач. XX в. (Из фондов ОИММ)

Распределены были и вахты. Вопреки принятым во флоте 4-часовым вахтам, на «Фраме» были установлены 6-часовые вахты. Кучину вместе с Ертсеном и Хельмером Хансеном досталась самая тяжёлая, моряки называют её «собачьей», вахта – с 2 до 8 часов. В дневнике Александра несколько страниц посвящены тем мыслям и чувствам, которые посещали его ночью. «Хороши те часы, когда стоишь ночью на баке и любуешься на свечение моря. Всплеснёт ли волна, выпрыгнет ли рыба… Чудно и на душе. Легко, спокойно. Никакой тревоги о будущем, воспоминания о былом, о любимых мною, о детстве, родных деревушках, какие-то приятные сладкие воспоминания. Хочется порой петь. Но давно уже не пел, и голос не повинуется воле, а все мотивы слились в один ещё имеющий русский отпечаток. Звёзды ли или этот покой заставляют думать о родном доме, о милых далёких от меня людях, ждущих своего Сашу».[96]

До Мадейры океанографические исследования не велись. Амундсен спешит, ему дорог каждый день, но на Фаншеле пришлось остановиться – ремонтировали винт. Команду отпустили на берег. Поднялись на гору, посетили старинную церковь, пообедали в ресторане. Восхитили прекрасные пейзажи, поразило количество нищих и проституток, позабавил спуск с горы на салазках по вымощенному гладким камнем желобу – «Но нам, привыкшим на лыжах и салазках как ветер слетать с горы, эта скорость кажется малой, и мы не совсем-то довольны».[97]

Вот он исторический день – 9 сентября. Так его описывает Александр:

«Пятница, 9 сентября. Утром привезли к судну лошадь, где и убили на мясо собакам. Около обеда все без исключения занялись писанием писем.

В 6 ч. вечера начали готовиться к подъёму якоря. Когда всё было готово, командир (зачеркнуто – прим. авт.) начальник экспедиции позвал всех участников на палубу. Кроме членов экспедиции г. Leon Amundsen. Начальник экспедиции, этот всегда удивительно спокойный человек, теперь заметно волновался: „Господа, я позвал вас сюда, чтобы сообщить вам весьма важную новость, – сказал он, – с тех пор как американцы достигли (зачеркнуто – прим. авт.) план экспедиции существенно изменён. Сказать раньше я не мог, имея на то веские основания. С тех пор как американцы побывали на Северном полюсе и стортинг отказал нам в ассигновке, поездка к Северному полюсу утеряла несколько свой интерес. Теперь мы идём к Южному полюсу. Другая экспедиция, именно английская экспедиция «Terra Nova» под начальством кап. Скотта, имеет ту же цель и уже находится в пути. Именно это заставляло нас держать наши планы в секрете. Чтобы быть уверенным в вас, я позволю себе сделать опрос, кто желает идти к Южному полюсу“. Все отвечали „да“. Мне он сказал, что мне придётся остаться на судне, т. к. летом, т. е. в ноябре-декабре 1911 года, будут сделаны „Fram´ом“ океанографические исследования южной части Атлантич. океана.

„А теперь у вас остаётся немного свободного времени написать письма вашим родным и друзьям. Вашу почту возьмёт с собой мой брат, который завтра едет в Норвегию. Наша тайна никому не будет известна, пока он не попадёт в Христианию. Тогда он пошлёт ваши письма.“ Это известие поразило всех. Никто не подозревал. Знали лишь сам Amundsen, Leon, Nilsen и Prestrut. На меня произвело неприятное впечатление. Первою мыслью была мысль о родителях, что ждут дома. Все планы на будущее снова рухнули. Но уныние скоро прошло. Наступило какое-то опьянение. Новые мысли, новые планы, так же далёкие от старых, как Южный полюс от Северного.

Вспомнился мне старый Bjőmson. Эта поездка приведёт ближе к цели, поставит на ноги, думал я. Она даст возможность приобрести мне судно, какое я хочу, и работать независимо, она даст мне влияние, необходимое на первых порах. Но дома… Отец, мать, сестры… План в общих чертах таков: теперь безостановочно идём мы к цели, ко льдам Антаркт. океана к земле Syd Viictoria Land, там мы будем в январе – феврале 1911 г. Десять человек составят береговую партию, что направится к полюсу. «Fram» вернётся в Буэнос-Ayres, откуда будут сделаны два океаногр. рейса. Весной 1912 г. береговая партия надеется вернуться обратно. К этому времени вернётся и «Fram». В конце 1912 г. или начале 1913 мы придём в Сан-Франциско. Стало быть, моя поездка продолжится ещё 1 ½ года. Быстро принялись все писать письма. Т. к. большинство писем были уже готовы, то оставалось лишь приписать новость, что мы отправляемся к Южному полюсу.

Прежде чем идти на север, пишет один своей жене, мы сделаем маленькую прогулку (en liten sving) на Южный полюс. И это всё.