— Что не забыть?

— Доброты моей. Стерва-то мне чужая. Амы с тобой будто родные теперь стали? Согласна?

— Да. Спасибо вам.

— Что ж, пока и «спасиба» хватит. А там посмотрим. Я вижу, ты не злая и не жадная. Нравишься ты мне, деточка.

— Помогите мне волосы покрасить, — неожиданно попросила Жанна.

— К чему это? Свои у тебя уж больно хороши. Экие светленькие, да курчавенькие спереди-то.

— День рождения у меня скоро. Через две недели.

— Ох-ох-ох! Сколь же годочков?

— Двадцать.

— Двадца-ать! Ну, в самый раз. Замуж тебе пора. Только волосы свои побереги.

— Нет, — упрямо возразила Жанна. — Мне краска нужна. Для волос. И косметика. Неудобно у Лары просить.

— А к чему просить? Пошла бы да взяла. Добра-то полно. У стервы. Сабиночка себе столько не позволяла. И не красилась столько. А стерва чуть с кровати поднимется — и к зеркалу. Сергей Васильевич и польстился на бесовское. Но ты, деточка, не горюй. Стерва-то Сабининым брезгует. Как стояло все, так и стоит. Принесу я тебе. Заметит кто, не заметит, с меня спрос не велик. Выбросила за ненадобностью, да и дело с концом.

— Хорошая вы, — вздохнула Жанна. Ее фантазия мигом нарисовала волшебное преображение. Новое платье. Платье Сабины. Ее косметика. Быть может, ее духи. Не забыть бы про духи! А Александра Антоновна меж тем говорила:

— Я понимаю: каждому, значит, свое. Кто песни поет, кто полы моет. Но простыми людьми брезговать нельзя. Мы, простые люди, и себе цену знаем, и тем, кто на иномарках ездит. Нам помочь не зазорно. Сабиночка, царствие ей небесное, выросла в деревне. Мы с мужем-то напротив жили. Дорогу только перейти. Помогали, чем могли. Сабиночка, бывало, забежит, так я ей то пирожок, то ватрушку с пылу с жару. «Спасибо, говорит, тетя Шура». Так со «спасиба» все у нас и началось. Муж-то помер давно, а хозяйство я на дочку оставила. Внучка моя болеет, ножка у ней сохнет. Да… Сабиночка-то вспоминала частенько мои пирожки. И здесь я их пекла. И Сабиночку учила.

— А почему вы ее Сабиной зовете? — удивилась Жанна.

— А как?

— Ну, раз вы по соседству жили, какая она вам Сабина? Маша же!

— Маша? А ведь и верно! Ишь ты! Машей, значит, надо звать? То-то я… — Александра Антоновна осеклась. Потом заторопилась: — Ты Сергею Васильевичу не говори пока, что я здесь. И стерве. Дело у меня. Тайное. Дети придут — так ты еду разогрей. Все, что надо, в холодильнике. Стерва спустится — помоги на стол накрыть. А я через черный ход выйду. Как все внизу будут, так наверх поднимусь.

— А зачем?— удивилась Жанна.

— Дело у меня. Стерва-то как с утра кричала. Ну ничего! Я ей задам! Тс-с-с… Дети, кажись, возвращаются. Ты пока иди к себе, а я через веранду да к черному ходу.

Жанна постояла, прислушиваясь, и пошла в свою комнату.

…Утром следующего дня она все приглядывалась к Сабурову. Как отреагировал на послание с того света? Понял ли, кто принес листок в его комнату? Но лицо у Сабурова было непроницаемое. Спасенные из огня бумаги Жанна спрятала в своей комнате. Телефон Влада выучила наизусть. Память у нее всегда была цепкая.

Александра Антоновна тайком сунула ей косметичку, где кроме помады и теней был флакончик духов. На флаконе было что-то написано не по-русски. Два слова. Списав их на бумажку, Жанна подсунула ее в обед Сабурову.

— Сергей Васильевич, что это означает?

— Ангел огня, — буркнул он, потом спохватился: — А зачем тебе? Языками решила заняться?

— Да, — соврала Жанна.

— Что ж, это неплохо. Потребуется помощь — обращайся.

Жанна уткнулась в свою тарелку.

А вечером в доме появился Игорь. С гитарой и с деревянным ящиком, который он тут же поставил в центре гостиной, прямо на дорогой ковер. Сабуров вздохнул, но ничего не сказал. Лара, которая только что привезла Элю с занятий бальными танцами, проходя на кухню, задержалась и с иронией спросила:

— Что сие символизирует?

— Мебель, — коротко ответил Игорь.

Взглянув на него, Жанна подумала: «Ангел огня».

— Тебе что, мебели не хватает? — усмехнулась Лара.

— Так это твоя мебель, — ответил Ангел огня. — Мне признать, что это верх совершенства? Она же отвратительна! Как и все, что ты делаешь!

«Игорек, Игорек», — покачал головой Сабуров, а Лара разозлилась:

— Хам! А еще сын интеллигентных родителей! Папа профессор, мама заслуженный деятель культуры! А сынок болтается без дела, хотя и в институт его пристроили, и кормят с ложечки, и баю-бай на ночь поют. Не в коня корм! Может, ты подкидыш?

— Это ты кукушкино дитя, — разозлился Игорь. — Попала правдами и неправдами в чужое гнездо и давай наводить свои порядки! Скоро всех отсюда выпихнешь!

— И еще она чужие вещи сжигает, — вмешалась в разговор Жанна. — Бумаги из кладовки зачем уничтожила?

— Как это уничтожила? — удивился Игорь.

— А так, — отрезала Лара. — Запомни: если не мне, то никому. Я тебя предупреждала? Не поможешь мне с аранжировками и с протекцией, сожгу все. Я знаю, что у тебя влиятельные друзья. Раз пришел сюда — значит, согласился. Согласился, ведь?

— Слушай, у тебя совесть есть? — нахмурился Игорь.

— И это еще не все, — торжествовала Лара. — Ты кое о чем забыл, дорогой! У близкого тебе человека есть семья. Жена. Ты понял? Жена!

— При чем здесь это? — растерянно спросил Игорь.

— А при том. Раньше мне нужен был он, а теперь ты. Если ты не захотел в свое время на него повлиять, то, может, он теперь попробует? Ему до светлой памяти Сабины, что до фонаря. Светит, но не греет. Отыграем все в другую сторону.

— Постойте, постойте, — опомнился наконец Сабуров. — О чем, собственно, речь?

— Игорек знает, — таинственно ответила Лара.

Ангел огня зло сказал:

— Все это в твоих фантазиях! И не мечтай, чтобы я тебе помог из-за такой глупости! Все равно никто тебе не поверит!

— Да что ты? — с иронией приподняла брови Лара. — А как еще объяснить ваши отношения с Сабиной? Думаешь, она не бывала откровенной с близкой подругой? Не припомнишь, в каких позах вы занимались любовью? Я могу…

— Замолчи! — не выдержал Сабуров. — Да как ты смеешь?! Девочки бы постеснялась!

— Ах, да, — притворно вздохнула Лара. — Я совсем забыла, что среди нас есть дети. Как-то в голову не пришло, что до двадцати лет можно в наше время сохранить чистоту и невинность. Разве что в инвалидном кресле.

Жанна чуть не расплакалась. Да как она может! Бить в самое больное! Захотелось в горло вцепиться этой женщине. И пальцы сжать так, чтобы она замолчала навсегда. Собака!