Курить Джессика стала только в начале лета и уже успела пристраститься к никотину, жаждала его, жила в ожидании затяжки. При почти тюремном режиме, установленном для нее матерью, простое, доброе старое выкуривание обычной сигареты стало делом столь же сложным, как и баловство травкой.

В школе покурить было проще простого – в туалете или во дворе возле спортивного комплекса, где мимо шастали все, в том числе и педагоги, и всем было одинаково наплевать. А вот вне школьных стен ей приходилось, словно преступнице, тайком красться из дому ради одной поспешной затяжки, гасить сигарету и прятать окурок в укромном месте до следующего раза. Ее мамочка обладала нюхом ищейки. Если Джессика осмелилась бы покурить в доме, ее тотчас бы накрыли.

Сейчас была полночь, мама спала у себя наверху, и в целом огромном мире Джессика была одна, и не существовало больше ничего, кроме огонька ее сигареты, крыльца, на котором она сидела, мелодичного позвякивания колокольчиков, подвешенных на веранде, при дуновении ветерка и густой тьмы, со всех сторон наползавшей на нее.

Дым, втягиваемый ею, ласкал язык, обволакивал изнутри стенки горла и клубился в легких. Какие-то мгновения она удерживала его там, кончик сигареты начинал светиться в темноте, потом она выдыхала дым, практикуясь делать это через нос. Две струйки дыма из ноздрей придавали милой девочке сходство с огнедышащим драконом.

Этому научила ее Алисон. Алисон умела также пускать кольца из дыма, которые долго не таяли, а плыли по воздуху, словно киношные привидения.

Джессика пыталась достичь подобных высот мастерства, но ей недоставало практики из-за жесткого контроля со стороны матери.

Черт побери, ведь она достаточно взрослая, чтобы курить открыто! Она курила на крыльце, когда объявился этот коп. Он видел ее Джессика знала, что видел, но отнесся к этому с прохладцей. Он не сказал ни слова, не настучал матери, иначе ей пришлось бы выслушать дополнительно кое-что из материнских уст, когда они «беседовали» на сон грядущий.

Напротив, он разговаривал с ней как со взрослой и соблазнял ее сразиться с ним в баскетбол. И сделал это очень просто – взял в руки мяч и за трепом о погоде, о ее новой школе и о прочих пустяках стал невзначай кидать его в кольцо. Потом предложил немного поразмяться и сыграть матч один на один, в котором, кстати, она уступила ему всего два очка И никаких не было намеков на наркоту и на ее проблемы со здоровьем.

Совсем не то говорила ее мать. «На тебе уже стоит клеймо, ты на заметке у полиции. Будь осторожна, порви с друзьями, теми ребятами, которые посылали тебя за травкой».

Мать обращается с ней как с несмышленым ребенком. Только запершись в туалете, она хоть на время может избавиться от зоркого материнского ока. И то частенько мать караулит за дверью. А из-за диабета, особенно после недавнего приступа, надзор стал вообще невыносимым.

«Ты колола инсулин?.. Ты проверила кровь?.. Ты же знаешь, что тебе это есть нельзя. Если ты не позаботишься сама о себе, это будет иметь ужасные последствия, ты можешь умереть».

Нет, конечно, мама последнюю фразу не произносила вслух. Но это было у нее постоянно на уме. Джессика знала, что это так.

Мысль о смерти пугала Джессику. Зачем ей все время напоминать о смерти? Она еще так молода. Пусть старые люди думают о смерти, а не юные существа вроде нее.

Как только друзья узнали про ее диабет, они сразу стали относиться к ней как-то иначе.

«Разве тебе можно это есть, Джессика?..» «Джессике это не по плечу, ведь она больна…» «Джесс, а правда, что ты можешь умереть, если вовремя не сделаешь укол?..»

Эта тема теперь всегда сопровождала ее. Тема смерти. Едва слух о ее болезни распространился по школе, все решили, что Джессика уже готовится перейти в мир иной.

А Джессика бесилась от этого. Ей хотелось быть как все, а не ходячим полутрупом. Ей казалось, что Расти ничего не знает. По крайней мере, он ведет себя так. Для него она нормальная девчонка, как раз того сорта, какие ему нравятся. Расти такой жаркий.

Стоит ей подумать о нем, как у нее внутри все плавится. Он высокий, широкоплечий, а каштановые волосы его с оттенком ржавчины, и глаза не какие-то там мутные, а по-настоящему голубые. Он с предпоследнего курса, и у него уже есть водительские права и собственная машина. А еще он в сборной по баскетболу.

Бекки тоже положила на него глаз, да и Алисон вроде бы не против. Мэдди дружна с девчонкой, которую он сделал женщиной в прошлом году, и та сказала, что с ним обязательно надо переспать, если хочешь стать его подружкой.

С Расти она готова заниматься сексом в любое время.

Ее мать умрет, если узнает об этом. Мамочка думает, что она еще девственница. А Джессика уже стала женщиной. У нее дважды в это лето был секс с Дрю Кеннеди в дровяном складе на заднем дворе у Кристи О'Коннелли. Оба раза она удирала из дома, как только мама засыпала. Они всегда так поступали – она и ее друзья, – потому что их родители, все без исключения, были безнадежны. Родителям хотелось вечно держать своих детей в колыбели, не позволяя им взрослеть.

В отличие от ее давних подруг, Кристи О'Коннелли и Кэтти Моррис, Джессике секс не доставил такого уж удовольствия. Во всяком случае, с таким партнером, как Дрю. По правде сказать, ей было больно и неудобно и в первый раз, и во второй. Все происходило чересчур поспешно и грубо. Это и запечатлелось у нее в памяти.

С тех пор ей было неприятно сталкиваться с Дрю на улице или в компаниях. Вероятно, так случилось потому, что ему было всего лишь пятнадцать, и он сам не обладал необходимым опытом. Да к тому же Джессика никогда его и не хотела по-настоящему, как жаждала близости с Расти.

Расти уже исполнилось семнадцать, секс с ним должен быть совсем другим. Это утверждали в один голос все ее подруги.

Однако Джессика не была наивной дурочкой. Она подготовилась к началу «взрослой» жизни. Кристи стащила у матери упаковку таблеток «антибэби» и перед грандиозной затеей с Дрю вручила Джессике шесть штук. «Если ты захочешь заниматься сексом больше шести раз, то позаботься о себе сама», – сказала Кристи.

Но получилось так, что на Дрю она истратила только две. Джессика рассудила, что больше достать их будет негде, когда она исчерпает запас, так как они с Кристи к тому времени уже раздружились. Но сильнее, чем перспектива остаться без таблеток, Джессику волновало то, что они могут как-то повлиять на ее болезнь или вступить в реакцию с инсулином, или что-нибудь еще в этом роде. Джессика должна была ставить в известность врача о любом лекарстве, которое она принимает, тем более что противозачаточные препараты отпускались по рецептам. Но если она скажет врачу, тот непременно сообщит матери, и Джессике даже не хотелось думать, чем все это может кончиться.

Джессика приняла решение махнуть рукой на все ограничения, глотать таблетки, когда ей это потребуется, и надеяться, что все обойдется.